Свобода

Но сначала они занялись любовью, радуясь мысли о том, что придется сдавать кровь. Потом еще раз — когда узнали, что это не обязательно. Потом они отправились на Шестую авеню, точно пьяные или убийцы, захваченные с поличным, не задумываясь о том, что подумают окружающие. Конни — без лифчика и растрепанная — привлекала мужские взгляды, а Джоуи с бурлящими в крови тестостеронами находился в состоянии блаженного безрассудства. Если бы кто-нибудь сейчас задел его, он бы ринулся в драку исключительно от радости. Он предпринял шаг, который нужно было предпринять. Шаг, которого Джоуи ждал с того самого дня, когда родители сказали «нет». Прогулка с Конни длиной в пятьдесят кварталов в жарком лабиринте гудящих такси и вонючих переулков казалась длиной в целую жизнь.

Они вошли в безлюдный ювелирный магазин на Сорок седьмой улице и попросили два золотых кольца, которые можно было бы забрать немедленно. Ювелир в полном хасидском облачении — ермолка, пейсы, филактерии, черный жилет — посмотрел сначала на Джоуи, чья белая футболка была забрызгана горчицей от купленного по пути хот-дога, а потом на Конни, которая раскраснелась от жары и от непрерывных поцелуев.

— Вы собираетесь пожениться?

Оба кивнули, не смея сказать «да» вслух.

— Мазлтов, — произнес ювелир, открывая ящички. — У меня есть кольца любых размеров.

Откуда-то издалека, сквозь крошечную брешь в плотной броне безумия, к Джоуи просочилось легкое сожаление по поводу Дженны. Не то чтобы он ее по-настоящему желал (желание вернулось потом, когда он остался один и вновь обрел рассудок), но Джоуи думал о ней как о жене-еврейке, которой у него никогда уже не будет. Как о женщине, для которой может быть действительно важен тот факт, что он — еврей. Он уже давно перестал придавать значение собственному еврейству, но, увидев ювелира с его поношенными атрибутами религии меньшинства, Джоуи вдруг подумал, что предает евреев, женясь на гойке. Хотя Дженна во многих отношениях не отличалась высокими моральными установками, она тем не менее оставалась еврейкой, с прабабушками и прадедушками, которые погибли в концентрационных лагерях, и это очеловечивало ее, делало неземную красоту менее пугающей, и Джоуи жалел, что подвел Дженну. Что интересно, он чувствовал это лишь по отношению к ней, а не к Джонатану, который для Джоуи был вполне человеком: ему не требовалось быть евреем, чтобы очеловечиться.

— Что скажешь? — спросила Конни, разглядывая разложенные на бархате кольца.

— Не знаю, — сказал он сквозь дымку легкого сожаления. — Они все красивые.

— Берите, примеряйте, пробуйте, — сказал ювелир. — Золота от этого не убудет.

Конни повернулась к Джоуи и взглянула ему в глаза:

— Ты уверен, что хочешь?

— Да. А ты?

— Тоже. Если ты хочешь.

Ювелир отошел от прилавка и занялся другими делами. Джоуи, разглядывая себя в глазах Конни, вдруг заметил на своем лице мучительную неуверенность и страшно разозлился. Буквально все сомневались в Конни, и она так нуждалась в том, чтобы хотя бы он не колебался. И он решился.

— Разумеется, хочу, — сказал он. — Давай-ка посмотрим вот эти.

Когда они выбрали кольцо, Джоуи попытался поторговаться, зная, что так принято, но ювелир с досадой взглянул на него, как бы говоря: «Ты женишься на такой девушке и торгуешься со мной из-за пятидесяти долларов?»

Выйдя из магазина с кольцами в кармане, Джоуи столкнулся со своим старым приятелем Кейси.

— Здорово, — сказал тот. — Вы что тут делаете?

Он был в костюме-тройке и уже начал лысеть. Они давно не общались, но Джоуи слышал, что Кейси летом подрабатывал в отцовской юридической фирме. Встреча с ним показалась очередным знаком свыше, хотя Джоуи не вполне понимал, хорошим или дурным. Он сказал:

— Ты ведь помнишь Конни?

— Привет, Кейси, — отозвалась та, гневно блестя глазами.

— А. Ну да. Привет, — ответил Кейси. — Но какого хрена, старик? Я думал, ты в Вашингтоне.

— У меня отпуск.

— Старик, а чего ж ты мне не позвонил? Я и не знал. Что вы вообще тут делаете? Покупаете обручальные кольца?

— Ха-ха, как смешно, — сказал Джоуи. — А ты что тут делаешь?

Кейси выудил из жилетного кармана часы на цепочке.

— Круто, а? Это дедушкины. Их почистили и починили.

— Очень красивые, — сказала Конни и нагнулась, чтобы посмотреть. Кейси изобразил на лице комическую тревогу и вопросительно взглянул на Джоуи. Из широкого арсенала ответов, допустимых в мужском разговоре, Джоуи предпочел глуповатую ухмылку, которая гласит о прекрасном сексе, досадных требованиях подружки, ее любви к побрякушкам, ну и так далее. Кейси взглядом знатока быстро окинул обнаженные плечи Конни и рассудительно кивнул. Обмен безмолвными репликами занял четыре секунды, и Джоуи с облегчением подумал, как легко даже в такие минуты казаться Кейси собратом по разуму — если не валить все в кучу. Это вполне соответствовало его намерениям вести обычную жизнь в колледже.

— Старик, тебе не жарко в костюме? — спросил он.

— Я настоящий южанин, — гордо отозвался Кейси. — Мы не потеем, как вы, ребята из Миннесоты.

— А мне нравится потеть летом, — вмешалась Конни.