— Кто меня до этого довел? Для кого я всю жизнь был недостаточно хорош? Кому всегда было нужно время, чтобы подумать? Тебе не кажется, что двадцать шесть лет — достаточно на раздумья? Сколько, твою мать, еще времени нужно? Думаешь, твоя писанина меня удивила? Думаешь, я каждую долбаную секунду не знал о том, что происходит?! И все равно тебя любил, потому что ничего не мог поделать! И даром потратил всю свою жизнь!
— Это нечестно, нечестно!
— В гробу я видел честность! С тобой заодно!
Уолтер в ярости пнул рукопись, но при этом ему хватило выдержки не хлопнуть дверью. Внизу, на кухне, Джессика ела бублик, а возле стола стояла сумка с вещами.
— Где остальные?
— Мы с мамой немного поругались.
— Я слышала, — сказала Джессика, иронически округляя глаза — ее обычная реакция на выходки неуравновешенной родни. — Но сейчас-то все в порядке?
— Посмотрим. Посмотрим.
— Я надеялась сесть на поезд в двенадцать, но могу уехать и попозже, если хочешь.
Поскольку Уолтер всегда был близок с Джессикой и знал, что может рассчитывать на ее поддержку, ему не пришло в голову, что он сейчас совершает тактическую ошибку, отмахиваясь от нее и предоставляя заниматься своими делами. Он не понимал, как важно было первым сообщить дочери новости и изложить всю историю с нужной точки зрения. Уолтер даже не догадывался, что Патти с ее инстинктами хорошего игрока способна очень быстро заключить союз с дочерью и пересказать Джессике свою версию событий («папа бросил маму под первым же предлогом, чтобы сойтись с молоденькой помощницей»). Сейчас Уолтер не думал ни о чем, и голова у него кружилась от чувств, которые не имели ничего общего с отцовскими. Он обнял Джессику и искренне поблагодарил за то, что она приехала и приняла участие в дискуссии, а затем поднялся в кабинет и взглянул в окно. Ощущение чрезвычайной ситуации несколько спало, и Уолтер вспомнил, что нужно заняться делами, но ему еще недостаточно полегчало, чтобы взяться за работу. Он наблюдал за дроздом, прыгающим по азалии, которая готова была распуститься, и завидовал птице, которая не знала ничего из того, что было известно ему. Если бы он мог поменяться с ней душами. Взлететь, хотя бы на час ощутить сопротивление воздуха… Но сделка была невыгодная, и дрозд, который выказывал полнейшее равнодушие к Уолтеру и не сомневался в собственном существовании, прекрасно понимал, как хорошо быть птицей.
Прошла целая вечность, прежде чем Уолтер услышал, как по полу катят большой чемодан. Входная дверь хлопнула, и в кабинет постучала Лалита:
— Все в порядке?
— Да, — ответил он. — Можешь сесть мне на колени.
Девушка подняла брови.
— Сейчас?
— Да, сейчас. А когда еще? Если не ошибаюсь, моя жена ушла.
— Да, с чемоданом.
— Она не вернется. Так что иди сюда. Почему бы и нет. В доме никого.
Лалита так и сделала. Она была не из тех, кто сомневается. Но деловое кресло плохо подходит для сидения на коленях — Лалите пришлось ухватиться за шею Уолтера, чтобы не упасть, и кресло опасно закачалось.
— Ты этого хочешь? — спросила она.
— Честно говоря, нет. Я не хочу здесь находиться.
— Согласна.
Ему о многом нужно было подумать, и Уолтер знал, что будет непрерывно размышлять в течение нескольких недель, если позволит себе начать прямо сейчас. Чтобы избавиться от мыслей, требовалось сделать решительный шаг вперед. Поднявшись в маленькую комнату Лалиты, с низким потолком — когда-то это была спальня служанки, — в которую он не заходил с тех пор, как она въехала (на полу стопками лежала чистая одежда и кучками — грязная), Уолтер прижал девушку к стене и слепо отдался той, что хотела его безо всяких условий. Он бросился в другую крайность, вневременную, с несомненным отчаянием. Уолтер поднял Лалиту, усадив к себе на бедра, и, шатаясь, пошел по комнате, не отрываясь от губ девушки, потом они начали яростно тереться друг о друга через одежду посреди разбросанных вещей, а затем настала пауза — неловкое воспоминание о том, какими универсальными путями они пришли к сексу. В этом было нечто безличное, точнее — над-личное. Уолтер резко отстранился, пошел к незастеленной узкой кровати и споткнулся о груду книг и бумаг, в которых речь шла о перенаселении.
— Одному из нас придется выехать в шесть, чтобы встретить Эдуардо в аэропорту, — сказала Лалита. — Я просто хочу напомнить.
— Который час?
Уолтер перевернул пыльный будильник.
— Семнадцать минут третьего, — удивился он. Уолтер в жизни не видел ничего настолько странного.
— Прошу прощения, что здесь такой беспорядок.
— Мне нравится. Я люблю тебя такой. Хочешь есть? Лично я немного проголодался.
— Нет, Уолтер. — Она улыбнулась. — Я не голодна. Но могу что-нибудь тебе принести.
— Например, стакан соевого молока.
— Сейчас.