Свобода

Потом пришли ужасающие новости о смерти Лалиты, и Патти охватили разнообразные чувства — сильнейшая печаль и сочувствие к Уолтеру, чувство вины за то, что она не раз желала Лалите смерти, страх умереть, эгоистичная вспышка надежды, что муж теперь вернется к ней, а затем — страшное, мучительное сожаление о том, что она ушла к Ричарду и таким образом исключила для Уолтера возможность принять ее обратно. Пока Лалита была жива, всегда оставался шанс, что любовница наскучит Уолтеру, но, как только девушка умерла, надежда кончилась. Поскольку Патти ненавидела Лалиту и не делала из этого тайны, она не имела права утешать Уолтера, понимая, что, если она воспользуется таким печальным предлогом, чтобы пробраться в его жизнь, это будет выглядеть чудовищно. Патти долго пыталась сочинить сочувственную записку, достойную скорби Уолтера, но пропасть между чистотой его чувств и нечистотой ее стремлений была непреодолима. Максимум, что можно было сделать, — это передать свои соболезнования через Джессику и надеяться, что Уолтер поверит, будто ею движет исключительно желание утешить его. Пусть убедится: Патти не прислала письма лично, потому что ничего не хочет обсуждать. Таким образом она молчала шесть лет.

Биограф, к сожалению, не может сказать, что Патти покинула Ричарда немедленно после гибели Лалиты — на самом деле она прожила с ним еще три месяца. Впрочем, ее никогда нельзя было назвать образцом решимости и самоуважения. Патти знала наверняка, что пройдет долгое время — может быть, целая жизнь, — прежде чем человек, который ей по-настоящему нравится, снова захочет с ней спать. Ричард благородно, хоть и неубедительно старался быть хорошим — теперь, когда она потеряла Уолтера. Патти не так уж любила Ричарда, но, во всяком случае, ценила музыканта за благие намерения (хотя даже тут, приходится признать, она на самом деле продолжала любить мужа, потому что именно Уолтер вложил в голову Ричарда мысль о том, что нужно творить добро). Ричард терпеливо ел то, что она готовила, заставлял себя сидеть дома и смотреть с нею видео, терпел постоянные взрывы эмоций, но Патти всегда помнила, что ее приезд весьма неудачным образом совпал с его вновь пробудившейся тягой к музыке. И следовательно, с потребностью проводить ночи в городе с приятелями, или в одиночестве, или в спальнях бесчисленных подружек. Хотя Патти в теории уважала потребности Ричарда, она не могла не иметь своих собственных, в том числе — потребности не чувствовать на нем запаха другой женщины. Чтобы развеяться и раздобыть немного денег, вечерами Патти подрабатывала в кафе-баре, готовя те самые кофейные напитки, которые некогда высмеивала. Дома она изо всех сил старалась быть веселой и уступчивой и не превращаться в обузу, но очень быстро ее положение стало просто нестерпимым, и автор, которая уже, возможно, рассказала больше, чем хочется знать читателю, избавит его от сцен мелочной ревности, взаимных обвинений и открытых противоречий, которые привели к тому, что Патти с Ричардом расстались не вполне друзьями. Примерно так же Америка пыталась отстраниться от Вьетнама; закончилось тем, что наших вьетнамских друзей сбросили с крыши посольства, вытолкали из отлетающих вертолетов и охотно позволили убить или заключить в лагерь. Но это и впрямь все, что биограф намерен сказать о Ричарде, за исключением маленького замечания, которое последует ближе к концу.

Последние пять лет Патти жила в Бруклине и работала помощницей учителя в частной школе — помогала первоклассникам делать уроки, а детей постарше учила играть в баскетбол и софтбол. Сейчас биограф расскажет, каким образом она получила эту убого оплачиваемую, но в остальных отношениях почти идеальную работу.