Ёсиэ я посылал деньги на жизнь. Взамен потерянной ею квартиры я намеревался приобрести что-нибудь в ближайшем будущем. Акико же нужно было возвращать долги, которые мы назанимали вокруг у соседей, и оплачивать накопившиеся налоговые счета. В итоге ей приходилось регулярно вносить суммы, намного превышающие ее заработок официантки. Я хотел постепенно расквитаться со всеми долгами, а затем записать дом на ее имя. Если бы только удалось наскрести приличную сумму хотя бы для погашения долгов ростовщикам (банки могли подождать), тогда можно было бы выкупить и закладные на дом.
– Это твой дом, Акико! Нельзя тебе отсюда уезжать.
– Но его, наверное, скоро отберут.
– Все будет в порядке. Я вот-вот восстановлю свое издательство, уничтожу закладные и запишу дом на твое имя.
– Не очень-то много радости иметь такой дом, заложенный-перезаложенный. Лучше ты живи здесь, чем снимать комнату. Чего тебе зря платить, если я выезжаю отсюда.
Акико начала укладывать вещи. Через несколько дней был решен вопрос с переездом.
– Тебе лучше завтра уйти из дома, я буду перебираться, – предупредила Акико. На следующий день я не появлялся дома до вечера. Однако, вернувшись, обнаружил, что все стоит на прежнем месте. Акико не переехала. Оказывается, ей помешал Хадзимэ, не позволив увезти вещи.
– Сын заплакал и не дал мне уехать. Мне стало так жаль его, что я, хоть это и неразумно, все же отложила переезд.
Даже после этого случая отношение Хадзимэ ко мне ничуть не изменилось. Я мог только догадываться, что таилось в глубине его сердца.
Выступления Дзиро проходили с переменным успехом. Борцы, имевшие разряд «макусита идзё», проводили в одном месте не более семи встреч. Программы выступлений печатались раз в два дня, из-за этого мне было трудно заранее планировать свое время. Поэтому на третье выступление Дзиро я не смог пойти и вечером, позвонив ему по телефону, спросил о результате.
– Победил, – ответил Дзиро приглушенным голосом: видимо, рядом кто-то был. Придя в третий раз на состязания, я узнал итог встреч Дзиро: две победы, одно поражение. На этот раз я тоже взял фотоаппарат. Ожидая выхода Дзиро, снимал схватки других борцов, пытаясь тем самым отвлечься от мучившего меня удушья. Однако оно не проходило. Наверное, лучше было отложить камеру и просто наблюдать. В рамке видоискателя даже неповоротливые тяжеловесы казались почему-то проворными. Мне удалось запечатлеть молодого борца. С перекошенным от напряжения ртом он раскланивался после проигранной схватки. Я все не мог оторвать глаз от его фигуры и сделал несколько отличных снимков. Забавно, конечно, но в какой-то момент мной овладел азарт профессионального фотографа, я буквально влез в шкуру этих борцов.
– Тяжко, ох, тяжко, – бормотал я, беспрерывно нажимая на спуск.
Когда в видоискателе появился Дзиро, я сделал одно открытие. Топая во время разминки, он высоко подбрасывал ноги. Я заметил, что, кроме него, никто не мог так высоко поднять колени. Широко расставленные ноги Дзиро являли собой образец совершенной красоты. Но в тот день он снова проиграл борцу, бывшему раза в два его тяжелее. Теперь я стал всегда брать с собой фотоаппарат на состязания. На этот раз у Дзиро было две победы, три поражения, затем на две победы вышло четыре поражения. Поскольку борцы разряда Дзиро проводили всего семь встреч, в итоге У него было больше поражений.
– Сегодня мне показалось, что ты выиграл схватку, – сказал я Дзиро, лицо которого казалось очень бледным и каким-то тусклым.
– Ха-ха! – хрипло рассмеялся он.
«Да, поражение сказывается на нем», – подумал я, подыскивая слова, чтобы ободрить сына. Но в голову ничего не приходило, и я сказал только:
– Ничего, в следующий раз выиграешь.
– Да. – Дзиро взглянул на меня. – Все будет в порядке, – пробормотал он.
Несколько дней стояла солнечная погода, и ветер вздымал на улице пыльные вихри. Щуря глаза из-за кружившего ветра, Дзиро проговорил:
– Знаешь, хотел провести захват слева, но никак не удавалось схватить за набедренную повязку.
– Но когда вы оба упали, мне показалось, что позиция была равной.
– Ха-ха! – Дзиро опять отделался смешком.
Сегодня он выглядел непривычно. Недавно я увидел Дзиро, когда он, возвращаясь после поражения домой, шагал по узкой безлюдной улице. Он меня не заметил и шел медленно покачиваясь, уныло опустив плечи, со склоненной, как у сломанной куклы, головой. Весь вид сына говорил о горьком одиночестве. Такого Дзиро я узнал впервые, прежде мне не доводилось его видеть таким…