Свободная

Так как Анджелы и ее второй соседки по комнате, которую, по словам Эми, зовут Робин, все еще нигде не видно, мы с Эми стараемся держаться рядом, танцуя, смеясь над голым парнем и выкрикивая все, что приходит в голову. За последующие полчаса я узнаю, что у нас много общего. Она, как и я, воспитана матерью-одиночкой, имеет младшего брата и в восторге от того, что на завтрак в столовой «Робл» подают картофельные шарики. К тому же нас обеих пугают крошечные, вызывающие клаустрофобию душевые кабинки в ванных, и мы обе мучаемся с непослушными волосами.

Думаю, мы вполне можем подружиться. И у меня без особых усилий появится первая подруга в Стэнфорде. От осознания этого мне даже становится легче бежать.

– Какую ты выбрала специальность? – спрашивает она, пока мы движемся в толпе.

– Я еще не определилась, – отвечаю я.

– Я тоже! – радостно восклицает Эми.

И от этого нравится мне еще больше. Но тут случается катастрофа. Когда до следующего общежития остается несколько метров, Эми спотыкается и летит на тротуар, размахивая руками и ногами. Я старательно ограждаю ее от несущихся вперед первокурсников, а затем опускаюсь на тротуар рядом. Похоже, все плохо. Это можно сказать уже по тому, как побледнело ее лицо и с какой силой она сжимает лодыжку.

– Я оступилась, – стонет она. – Боже, как же глупо.

– Можешь встать? – спрашиваю я.

Она пытается опереться на ногу, и ее лицо становится еще белее. После чего Эми вновь приземляется на тротуар.

– Ну, судя по всему, нет, – заключаю я. – Никуда не уходи. Сейчас вернусь.

Я направляюсь к толпе в поисках того, кто хоть как‐нибудь сможет мне помочь, и, к счастью, замечаю неподалеку Пирса. Видимо, пришло время применить его навыки «медбрата в общежитии». Подбежав к нему, я стучу его по руке, чтобы привлечь внимание. А он при виде меня расплывается в улыбке.

– Веселишься? – кричит он.

– Мне нужна твоя помощь, – так же громко отвечаю я.

– Что?

Поняв, что пытаться перекричать толпу бесполезно, я хватаю его за руку и тащу к Эми, а затем показываю на лодыжку, которая уже начинает распухать. Пирс опускается на колени и несколько минут ощупывает ее ногу. Значит, у него есть начальная медицинская подготовка.

– Думаю, это растяжение связок, – объявляет он. – Я найду кого-нибудь, чтобы отвести тебя обратно в «Робл», где мы сможем приложить тебе лед. А утром придется отправиться в «Ваден» – студенческую клинику – и сделать рентген. Подожди немного, хорошо?

Он уходит в поисках более тихого места, чтобы позвонить друзьям. А через мгновение оркестр заканчивает свою песню и убегает дальше, уводя за собой толпу и позволяя мне наконец расслышать собственные мысли.

Эми начинает плакать.

– Очень больно? – опускаясь на землю рядом с ней, спрашиваю я.

– Нет, – всхлипывает она, вытирая нос рукавом толстовки. – Вернее, да, мне очень больно, но я плачу не из-за этого. А потому, что оказалась настолько глупой, что сунула ноги в шлепанцы, хотя нам сказали надеть кроссовки. Учеба только началась. Мы еще даже на занятия не ходили. А теперь придется прыгать на костылях, и все будут называть меня чудачкой, которая умудрилась подвернуть ногу.

– Никто не станет так о тебе думать. Серьезно, – успокаиваю я. – Уверена, ты не единственная, кто сегодня получит травму. Вся эта затея довольно безумная.

Она качает головой, отчего ее непослушные светлые локоны рассыпаются по плечам.

– Мне хотелось начать учебу совершенно по-другому, – выдыхает она дрожащими губами и закрывает лицо руками.

Я оглядываюсь по сторонам. Толпа убежала достаточно далеко, и теперь до нас доносятся лишь приглушенные крики. Пирс стоит у общежития спиной к нам, разговаривая по телефону. Вокруг темнота и никого нет.

Я осторожно опускаю руку на лодыжку Эми. Она тут же напрягается, словно даже такое легкое прикосновение причиняет ей боль, но не поднимает головы. Благодаря своей эмпатии я чувствую не только ее боль, но и самобичевание за то, что угробила свою репутацию, а вдобавок к этому физически ощущаю, как отрываются связки от ее кости. И сразу становится понятно, что это очень тяжелая травма. Возможно, она проходит на костылях весь семестр.

«Но я могу ей помочь», – думаю я.

Я уже исцеляла людей. Маму – после нападения Семъйязы. Такера – после нашей автомобильной аварии, когда мы возвращались с выпускного. Но тогда я призывала венец полностью, отчего волосы и кожа светились словно фонарь. Интересно, можно ли ограничить венец, например, призвать его только в руки, а затем воспользоваться силой так, чтобы этого никто не заметил?

Радуясь, что вокруг стало намного тише, я отбрасываю все мысли и концентрируюсь на правой руке. «Только в пальцах, – думаю я. – Мне нужно призвать венец только на кончики пальцев. Хотя бы раз». Я так сильно концентрируюсь, что с виска стекает капелька пота, падая на бетон. Через несколько мгновений на кончиках пальцев появляется тусклое сияние, которое с каждой секундой разгорается все сильнее. Я прижимаю руку к лодыжке Эми. А затем направляю к ней тоненькую струйку силы. Она не очень большая и вытекает медленно, но, надеюсь, даже эта малость поможет ей.