Свободная любовь

– Про личное поговорили, теперь про общественное. Есть люди, которые считают вас если не сервильным, то таким, который вроде бы и пишет остро про власть, и в то же время получает от нее…

– Я уже понял вас. Я же сам думаю над этим бесконечно. Я сейчас не буду говорить, каким должен быть художник. Я буду говорить о себе. Я должен быть свободен. Прежде всего, свободен.

– Вы всегда были свободны?

– Да. Всегда. И сейчас тоже. Вот позавчера буквально Женя Гришковец написал обо мне большую статью в «Живом журнале». После концерта в Калининграде, который был неделю назад. Он пишет, что три дня ходит под впечатлением от этого концерта. Он непростой человек. И он под впечатлением. И уже несколько человек в разных городах мне говорят, что они не могут уснуть под впечатлением этого концерта. Я не знаю, о чем там, в этом концерте. Но о политике немного. Я не знаю, как мне себя вести. И у меня нет таких мозгов и такой непримиримости, чтобы я все время чувствовал себя в конфронтации. Я ценю юмор, которым обладает Путин. Я в комсомоле со многими был. Это такая страна. Многим я в бане читал то, что пишу. Я не читал ничего другого, но слушатели были самые разные. Либо такие, как Райкин, либо такие, как вы, либо секретарь горкома московского, который мог забрести в ту же баню, либо референт привозил меня к какому-то министру, закрывали на обеденный перерыв дверь на ключ, доставали американские сигареты, виски: читай. Я читал.

– Одному человеку?

– Четырем-пяти примерно. Потом референту говорилось: ты с огнем играешь, он же антисоветчик. Можно писать и читать с дьяволом в душе, а можно с ангелом. Извините, я не буду сравнивать себя, но Владимир Семенович Высоцкий тоже был у них у всех на магнитофонах. И я не знаю, какую бы он сейчас позицию занял, вступил бы в «Демократический союз» или в «Яблоко». Меня приглашали много раз, и в партию, и в Думу. Никуда не пошел. Но если я чувствую, что что-то делается для людей этим правительством, почему я должен быть против? Мы сидели с Лешей Баталовым, кушали, и он сказал: изменится власть – будем мельче резать картошку. Единственное, что могу сказать: я должен заниматься своим делом. Я делаю то, что люблю. Когда меня что-то невыносимо душит, я об этом пишу. Отпускает горло – я пишу о другом. Я пишу обо всем, что я чувствую и что я вижу. И бывает, что въезжаешь в область политики. Потом выезжаешь из нее. Но это потому, что ты двигаешься. Ты не можешь умереть и не двигаться. Если ты не двигаешься, ты умер. Я никогда не подписывал никаких писем. А недавно подписал в защиту Бахминой. Впервые в жизни. Потом звонки: подпишите то и это. Перестал подписывать. Откуда возникает ощущение продажности? Оттого, что ты зарабатываешь. Но никогда власть мне не давала никаких денег. Я собираю полные залы и зарабатываю сам, и зарабатываю хорошо. Чем я обслуживаю власть?.. В общем, это меня глубоко обижает и ранит. Но я ничего не могу сделать. Я такой, как есть.

– Я дам вам еще один ответ на вопрос, кто вы. Я видела ваше четырехтомное собрание сочинений и могу сказать, что вы писатель. Вы вспомнили Высоцкого, и это будет, как с ним, когда догадались, что он поэт.

– Я думаю, когда мой голос перестанет звучать…

– Не дай бог.

Блиц-опрос

– Что значит – красиво стареть?

– А в старость надо вбегать. Просто вбегать.

– Какая черта вам нравится в других людях?

– Застенчивость.

– А в вас какая черта главная?

– Доброта, я думаю. Раньше я стеснялся даже это сказать. А теперь просто чувствую, что не могу не помочь, не могу просто.

– Если бы вы не стали юмористом, кем бы вы стали?

– Я юмористом не стал. Я не юморист. А кем бы я стал? Я был бы инженером хорошим. У меня работала голова.

– Есть ли у вас какая-то фраза как девиз?

– Господь всегда следит за балансом.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО