Она радовалась, как дитя. Вандерер не решился ни единым словом упрекнуть ее и только молча кивнул головой. Рената тотчас же поняла его мысли. Она ничего больше не сказала и смотрела на него беспомощным взглядом. «Ведь мы бедны», — подумала она и сдвинула брови, как бы стараясь проникнуться значением этих слов. Она склонилась к Анзельму, задумчиво провела рукой по его волосам и заглянула в лежавшую перед ним рукопись. Заголовок был таков: «Об альбуминатах или белковых веществах».
— Что ты делаешь, Анзельм?
— Работаю.
— Ты много за это получишь?
— Не знаю, дорогая.
— Больше ста марок?
— Едва ли четверть сотни, Рената. Тем, сколько я заработаю, можно было бы заплатить только за рукава твоей кофточки.
Рената молча села в угол. «Зачем он сказал это?» — с горечью думала она. Вскоре Анзельм собрался уходить, сказав, что у него назначено свидание с журналистом Стиве. Встревоженный молчанием Ренаты, он приблизился к ней. Она пыталась взглянуть на него, но не могла. Вдруг в порыве охвативших его чувств Вандерер спросил полушутя, полусерьезно:
— Ты была верна мне, Рената, пока я находился в Вене?
Рената вздрогнула, словно ее хотели ударить. У нее было такое ощущение, точно в ярко освещенной комнате кто-то вдруг потушил все огни.
— Как ты можешь спрашивать? — прошептала она, встала и хотела уйти в другую комнату. Но Вандерер схватил ее с грубою страстью, и она почти упала в его объятия. Шляпа его свалилась на пол, и он целовал ее лицо с такой жадностью, с какой голодный набрасывается на пищу. Рената не отвечала на его поцелуи. Она сжала губы, и ей казалось, что и сама она видит, как с каждой секундой все больше и больше бледнеет. «Он ведет себя так, будто я его вещь», — думала она.
В этот миг Вандерер издал хриплый звук, напоминающий рычание дикого зверя, и буквально швырнул Ренату на стоявшее поблизости кресло. Рената не успела опомниться, как его сильные руки начали яростно хватать, мять и тискать ее. В голове девушки все смешалось, от неожиданности она не могла даже сопротивляться. Анзельм, придавив ее к креслу, стал срывать с себя одежду. Впервые в жизни Рената увидела перед собой обнаженного мужчину, и это зрелище показалось ей до того отвратительным, что она зажмурила глаза и с силой вцепилась в подлокотники кресла. Ужас, сковавший ее, мешал ей пошевелиться, тем временем Вандерер, не теряя времени, задрал подол ее юбки. При виде белоснежного кружевного белья Ренаты, которое он недавно выписал для любимой из Парижа, Анзельм и вовсе потерял над собою контроль. Он двигался всем телом, терся предметом мужской гордости о нежный шелк, продолжая издавать сиплые звуки. Он старался до последнего оттянуть момент проникновения в заповедный уголок блаженства. А возможно, где-то в глубине души Вандерер и сам не верил, что слияние с любимой, о котором он так долго мечтал, совсем близко. И вдруг… Нет, этого он никак не ожидал. Недели вынужденного воздержания дали о себе знать. Крупные теплые капли брызнули, упав на меховую оторочку кофточки, на белоснежный шелк белья, на бархатную кожу Ренаты. Обессиленный, Анзельм тяжело вздохнул и приник ртом к ее стиснутым губам, вдавив девушку в кресло весом своего тела. А уже через минуту он торопливо оделся и, стараясь не встречаться глазами с Ренатой, буркнул что-то неразборчивое и скрылся за дверью.
3
Снег перестал идти. Торжественно и тихо выглядели улицы, по которым шагал Вандерер с довольством сытого человека. Он набрал горсть снегу и приложил к пылавшим вискам. В кафе, куда он зашел, его поджидал Стиве. Клубы табачного дыма заволакивали все, как туманом. Несколько молодых художников играли в карты; Стиве сидел в углу, окутанный дымом своей сигары. С робкой вежливостью и со своей покорной улыбкой протянул он Вандереру сухие пальцы, которые тот осторожно пожал, словно боясь сломать.
Стиве заговорил о невыносимой духоте, мучавшей посетителей кафе, о перемене погоды, но вскоре замолчал и погрузился в новые облака дыма. Вандерер подал ему свою рукопись; Стиве обещал поместить статью в одном популярном журнале, где имел связи. Он взял рукопись и небрежно спросил Вандерера, играет ли тот в пикет.
Они стали играть, и Стиве начал проигрывать. Чем дальше, тем больше он проигрывал, нервничал, дрожащими пальцами тасовал карты, временами беспричинно улыбался, отчего лицо его становилось необыкновенно печальным. Наконец Вандерер извинился, говоря, что уже поздно и он должен уйти. Стиве взял доску, сосчитал проигрыш, потом вытащил из кармана небольшой изорванный кошелек и стал рыться в его отделениях, где звенело несколько никелевых монет. Он задумчиво посмотрел в свой стакан, пощупал карман на груди, затем извинился, говоря, что забыл деньги дома. Вандерер успокоил его и спросил, чем может быть полезен другу. Стиве просил завтра напомнить ему про долг, иначе он легко может забыть. Они вышли вместе на улицу.
— Так вы решили зарабатывать хлеб написанием статей? — спросил Стиве, пряча руки в карманы своего летнего пальто. — Бумаги для этого достаточно, — иронически прибавил он.