Свободная территория России

Средняя Азия была одним из главных регионов размещения эвакуированного населения и производственного оборудования во время Bеликой Oтечественной войны. Один только Узбекистан принял десятки тысяч беженцев и в панике вывезенные заводы. Глубокий советский тыл своим трудом внес вклад в победу. В 1951 году к моменту прибытия Кравцовых в Ташкент большинство приезжих уже вернулись в западные области СССР, но заводы остались, укоренились и давали продукцию — они требовали квалифицированных рабочих и инженеров. Пережив ту ненастную пору, преодолев трудности роста, город расширился и развился. Появились новые административные здания и улучшилась транспортная сеть. Правда при Сталине жилищного строительства не велось, кроме бараков в жилой фонд ничего не поступало, но тем не менее в конце войны местное население вздохнуло с облегчением. До этого их уплотняли многократно и безжалостно; в результате на одного жильца приходилось по 2 кв. метра площади; теперь же со слезами на глазах их гости уезжали, освобождая драгоценное жилое пространство. Они пожимали хозяевам руки, покупали дыни в дорогу и обменивались адресами для поздравлений с юбилеями великого октября. Барак, в котором поселили Кравцовых, по советскому паспорту Дормидоновых, находился в старом городе. Как семье средней руки ответственного работника исполком предоставил им отдельную комнату. Помещение в восемь квадратных метров совсем недавно вмещало четырех человек; все разных возрастов, разных полов и впервые в жизни встретившиеся в этой комнате. Они просуществовали и, прожив здесь войну, уехали, но их облупленные железные койки до сих пор стояли вдоль стен. С начала 1945 года в городе стало гораздо свободнее, хотя ни одной комнаты в бараке не пустовало. Строение было возведено в 1942 году спешно и на скорую руку, когда городской жилой фонд был насыщен до предела и впихивать вновь прибывших было некуда. В новостройке не было ни печного отопления, ни водопровода, ни канализации. Готовили во дворе на керосинках и керогазах. Маше, родившейся в СССР и прошедшей сибирские лагеря, все было нипочем, однако ее непривыкший муж страдал и морщился. «Ничего», задорно смеялась Маша. «Погляди кругом, какая экзотика!» Кругом был настоящий туземный город. В нем не было ни прямых улиц, ни просторных площадей и ни малейших признаков градопорядка. Сквозь невообразимую путаницу переулков, тропинок и проходов торжественно проезжали на верблюдах узбеки, сарты и другие живописные азиаты, одетые в длинные толстые халаты и тюбетейки; неуклюжие арбы с колесами в человеческий рост частенько застревали в тупиках и погонщики, проклиная все на свете, колотили дубинками ослов, пытаясь развернуть их назад. Тесной кучей примыкали один к другому массы глинобитных хижин, на плоских кровлях которых были навалены арбузы и неподвижно, как изваяния, сидели женщины в черных паранджах. Разноцветные халаты и тюрбаны мужчин, снующих на базаре, перемешивались в затейливый движущийся узор, но над кварталом висело пропитанное жженым кизяком и горелой бараниной облачко дыма; закопченный воздух было трудно вдохнуть. Бесконечное зрелище, разворачивающее перед глазами Маши, бодрило и развлекало ее, но мешало жарить картошку. Она разместилась снаружи возле стены барака и торопилась закончить стряпню, чтобы бежать на вокзал встречать мужа. «Пора идти», решила она, взглянув на наручные часы. Одной рукой прихватив сковороду, другой керосинку, Маша отнесла свои закопченные орудия производства в комнату и заперла дверь на ключ. Теперь она могла переодеться и прихорошиться перед осколком зеркала на стене. Гардероба в их жилище не было — одежда висела на гвоздях вколоченных по периметру. Стульев не было — сидели на застланных кроватях. Стола не было — на свободную койку настелили три короткие доски — вот и стол, на нем ели. Все равно Маша была довольна; у них было гораздо лучше, чем у других. Она хотела понравиться и одела его любимое черное платье и туфли-лодочки. Пробравшись между сараями, дворами и огородами, Маша вышла на улицу Навои и дошла до автобусной остановки. День был солнечный. Наступала весна и город тонул в свежей зелени. Приветливо шумели листвой акации и тополя, посаженные вдоль дороги. Мимо авангардных зданий кубисткого толка, витиеватых построек сталинского ампира и уцелевших строений царских времен катились троллейбусы, громыхали трамваи и прошмыгивали победы с шашечками на дверях. Подошел ее автобус. Публика оказалась разнообразная — здесь были и идущие в ногу со временем горожане, одетые в современное, пошитое на местных предприятиях, платье, но попадались и старые люди в традиционных народных костюмах, с которыми они не хотели расставаться. Свободных мест не было, схватившись за поручень, она стояла, стараясь сохранить равновесие; как вязанки дров, пассажиров со стуком потряхивало и колотило на ухабах, но внезапно ей показалось, что за нею следят. Чьи-то глаза сверлили ей затылок, чей-то запах лез ей в ноздри. Нервничая, она вышла из автобуса, но этот неприятный коренастый мужчина в синем ватнике и серой кепке, всю поездку маячившей за ее спиной, вышел там же. Он следовал за ней с самого начала и она не могла ошибиться. Она шла по улице и сердце ее трепетало. Неужели провал? Чтобы проверить, Маша резко завернула за угол и вбежала в какой-то двор. Спрятавшись за углом, она, пытаясь усмирить дыхание, ожидала услышать топот кирзовых сапог или узреть нахлобученную кепку преследователя. Проходили минуты, но ни единая душа не вошла в ворота и никто за нею не гнался. Бабушки, сидевшие на скамейке, с недоумением смотрели на молодую женщину, вплотную прижавшуюся к стене. Маша виновато улыбнулась, поправила платье и прическу и, вздохнув с облегчением, продолжила свой путь.