— Думал, мы увидимся уже на крепостной стене, когда тебя поведут вешать?
— Что-то вроде этого.
— Ты всё ещё считаешь меня кровожадной ведьмой?
— А это не так?
— Всё зависит от обстоятельств. Иногда я бываю беспощадной, а иногда могу быть великодушной.
— И какая ты сейчас?
Ахайся вытянула ноги и скрестила в лодыжках. Руки сложила на груди.
— Я понимаю, что ты не питаешь ко мне любви, но это не значит, что нужно быть невежливым. Может, хотя бы поднимешься?
Дайд неторопливо поднялся и сел, облокотившись спиной о холодную шершавую стену и поджав под себя ноги.
— Спасибо… Можешь ответить на один вопрос, только честно и откровенно?
— Постараюсь… Если ты до сих пор не заметила, то хочу обратить твоё высокомерное внимание, что я всё время отвечал на вопросы честно и чересчур откровенно.
Ахайя пропустила сарказм мимо ушей и продолжила:
— Сколько в тебе виольской крови?
Мужчина нахмурился и раздражённо буркнул:
— Это так заметно?
— Для того, кто хорошо знает, как выглядят чистокровные виолки — да.
— У тебя есть подружки-виолки?
— Я бы не назвала их подружками, — улыбнулась женщина. — Они были моими наставницами, но подругами — никогда.
— Разве ты дочь виолки? — недоверчиво посмотрел на женщину пленник.
— Нет, конечно. Я была ученицей в Школе Меченосцев. Слышал о такой?
— Нет.
— Это в Ландии. Ещё её называют крепостью св. Лианны.
— Никогда не слышал…
— В этой Школе виолки с Оллина обучают мальчиков и девочек воинскому искусству. Я одна из выпускниц этой Школы. Нас ещё называют «мечеными».
— О «меченых» я слышал.
— Так ты виол? — снова вернулась к своему вопросу женщина.
— Не всё ли равно?
— Не уходи от ответа. До сих пор ты не скрывал даже то, о чём можно было и промолчать.
Дайд дёрнул плечом. Было видно, что эта тема ему неприятна, но и не ответить он не мог, раз до сих пор был предельно откровенным.
— Да, я виол, — нехотя признался он. — Моя мать — виолка. Отца я не знаю, так как мамаша убила его, когда я был ещё младенцем. Я вырос у чужих людей и ненавижу виолок!
— Да, их обычаи и законы кажутся странными даже мне. У меня есть супруг и сын, и я люблю и уважаю их обоих, несмотря на то, что они мужчины. С Астоном мы хорошие друзья, а малыша я обожаю. Хотя меня воспитывали виолки, десять лет прививая свои жизненные взгляды и ценности, я не всё переняла у них.
— Рад за тебя… — процедил Дайд.
— А теперь, если нетрудно, назови своё настоящее имя. Ведь Дайд — это по-ассветски «мертвец». А ты пока живой.
— Я не хочу умереть с именем, которое дала мне мать при рождении.
— Но и это не очень подходящее.
— Разве? Ведь я почти мертвец. От могилы меня отделяют считанные часы или дни.
— А может, года…
— Рано или поздно, но ты меня повесишь.
— Я передумала.
— С чего бы вдруг?
— У меня сегодня великодушное настроение.
— Завтра оно может измениться.
— Завтра будет завтра.
— Ты прощаешь мне покушение на свою драгоценную лошадь? — язвительно скривился мужчина.
— Ты уже поплатился за это.
— Но я ведь признался, что был корсаром.
— Что мне до этого? Я не королевский судья, — дёрнула плечом Ахайя.
— Значит, мне прощены все грехи?
— Аминь.
— Тогда я свободен и могу идти?
— Я ничего не говорила об освобождении.
— Но ты ведь простила меня.
— Я лишь отменила смертную казнь.
— И заменила её пожизненным заключением?
— Возможно.
— И считаешь, что поступила великодушно?!
— Разве нет?
— Мне такая доброта не нужна. Лучше болтаться в петле на свободе, чем гнить в этой клетке.
— А чем здесь плохо? — удивлённо приподняла брови женщина. — Чисто, уютно, тепло и сытно. Живи и радуйся, — Ахайя встала и отодвинула ногой табурет. — Ну что ж, я, пожалуй, пойду. Извини, если прервала твой послеобеденный отдых.
— Так скоро уходишь?
— Хочешь, чтобы я осталась?
Дайд некоторое время помолчал, колеблясь, затем произнёс, не глядя на женщину:
— Я хочу отсюда выйти. Я не могу долго находиться в четырёх стенах. Или убей меня, или отпусти.
Ахайя тоже помолчала, словно раздумывая, а затем спросила:
— На что ты пойдёшь ради свободы?
Дайд поднял глаза и пристально посмотрел на женщину.
— А что ты мне можешь предложить?
— Наденешь ли ты ошейник раба, чтобы только выйти отсюда?
Корсар горько и презрительно рассмеялся.
— Ты называешь это свободой?
— Относительной. Ты будешь свободен в пределах замка.
Глаза мужчины слегка сузились, и Ахайя догадалась, о чём он подумал.
— Только не мечтай, что выйдя отсюда, сможешь убежать при первом удобном случае.
Дайд криво усмехнулся, и женщина поняла, что угадала направление его мыслей.
— Скажи, что ты умеешь делать?
— Драться, — пожал плечами корсар.
— А ещё?
— Говорят, неплохо пою. Умею играть на аккордо.
— Весьма интересно… Ладно, я подумаю над твоей просьбой и сообщу своё решение, — произнесла Ахайя и вышла.
Несколько следующих дней она не вспоминала о пленнике. Но как-то вечером, глядя на поющих и веселящихся в передней рабынь, празднующих день именин их подружки, она вспомнила о виоле, вызвала капитана Хорста и велела привести узника. Элану — свою любимую рабыню — послала в сокровищницу за аккордо — клавишным музыкальным инструментом с приятным звуком и складными мехами.