Свободное владение Фарнхэма

Мистеру Фарнхэму было что-то около пятидесяти, так она помнила. По крайней мере, на вид ему можно было дать именно столько. Волосы уже начали редеть, седина, сам худощавый, даже худой, хотя и с небольшим животиком, глаза усталые, вокруг глаз морщинки, от носа к уголкам губ тянутся глубокие складки. Симпатичным его никак не назовешь…

И тут с неожиданной теплотой она подумала, что если бы Дьюк Фарнхэм обладал бы хоть половиной мужественного очарования своего отца, то резинка трусов не оказалась бы для нее такой надежной защитой. И тут она вдруг почувствовала, что рассердилась на Грэйс Фарнхэм. Какое оправдание может найти женщина, ставшая неизлечимым алкоголиком, раздражительная, жирная, все прощающая себе, когда у нее такой муж?

Мысль об этом сменила другая – о том, что с годами Карен может стать такой же, как ее мать. Мать и дочь вообще были похожи, если не считать того, что Карен пока не превратилась в жирную тушу. Барбаре вдруг стало неприятно думать об этом. Карен ей нравилась больше, чем кто-либо из подруг по учебе, с которыми она столкнулась после возвращения в колледж. Ведь Карен такая милая, благородная и веселая…

Но, может быть, когда-то и Грэйс Фарнхэм была такой же. Неужели женщина всегда с годами становится раздражительной и бесполезной? Закончился последний кон, и Хьюберт Фарнхэм оторвался от карт.

– Три пики, игра и роббер. Неплохо было заказано, уважаемый партнер.

Она покраснела.

– Вы хотите сказать «неплохо сыграно». Заказала-то я многовато.

– Ничего. В худшем случае, мы могли потерять одну взятку. Кто не рискует, тот не выигрывает. Карен, Джозеф уже лег?

– Занимается. Завтра у него контрольная.

– Жаль, я думал, что мы могли бы пригласить его сыграть. Барбара, Джозеф – лучший игрок в этом доме – всегда играющий смело тогда, когда это оправдано. Прибавьте к этому то, что он учится на бухгалтера и никогда не забывает ни одной карты. Карен, может быть ты сама нальешь нам чего-нибудь, чтобы не беспокоить Джозефа?

– Конечно смогу, масса Фарнхэм. Водка и тоник вас устроит?

– И чего-нибудь закусить.

– Пошли, Барбара. Придется нам похозяйничать на кухне.

Хьюберт Фарнхэм проводил их взглядом. Какой позор, думал он, что такое прелестное дитя, как миссис Уэллс, постигло такое горе, как неудачный брак. В бридж играет вполне прилично, хороший характер… Может быть немного нескладна и лицо вытянуто чуть больше чем надо… Но, зато приятная улыбка, да и всегда своя голова на плечах. Если бы у Дьюка была хоть капелька мозгов…

Но у Дьюка ее определенно не было. Фарнхэм поднялся и подошел к жене, тупо уставившейся в телевизор.

– Грэйс! – позвал он. – Грэйс, дорогая, тебе пора ложиться, – и помог ей дойти до спальни.

Вернувшись в гостиную, он застал сына сидящим в одиночестве. Сев, он произнес:

– Дьюк, я хотел извиниться перед тобой за тот разговор во время обеда.

– Ах, это! Да я уже и думать забыл.

– Я предпочел бы пользоваться твоим уважением, а не снисхождением. Я знаю, что ты не одобряешь мою «дыру». Но ведь ты никогда и не спрашивал, зачем я построил ее.

– А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается напасть на нас, и надеешься, что укрывшись в земле, спасешься. Обе эти идеи нездоровы по сути. Болезненны. И более чем вредны для матери. Ты просто вынуждаешь ее пить. И мне это не нравится. И еще больше мне не понравилось то, что ты напомнил мне – мне, адвокату! – что я не должен вмешиваться в отношения между мужем и женой.

Дьюк поднялся и сказал:

– Пожалуй, я пойду.

– Сынок, ну пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?

– Что? Ну ладно, ладно, – Дьюк снова сел.

– Я уважаю твое мнение. Я не разделяю его, но я не одинок. Множество людей придерживается моей точки зрения. Хотя, впрочем, большинство американцев и пальцем не пошевелило, чтобы попытаться спастись. Но, как раз в тех вопросах, которые ты упомянул, ты неправ. Я не считаю, что СССР нападет на нас – и я сомневаюсь, что наше убежище спасет кого-нибудь в случае ядерного удара.

– Тогда зачем ты вечно таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?

– Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован от нее. И бомбоубежище – это тоже своего рода страховка.

– Но ведь ты сам только что заявил, что убежище никого не спасет!

– Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы жили милях в ста отсюда. Но Маунтен-Спрингс – цель первостепенного значения… и к тому же, ни один человек не может построить убежище, которое выдержало бы прямое попадание.

– Тогда о чем же беспокоиться?

– Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка, которую я могу себе позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета уйдет немного в сторону, оно выдержит – а ведь русские весьма капризны. Я просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я могу сделать.

Дьюк колебался.

– Отец, дипломат из меня никудышный…

– Тогда и не старайся быть дипломатом.