Вновь потянулись километры, все той же выжженной солнцем степи: небольшие рощицы экзотических деревьев, брошенные домики, как будто с картинки про сельскую идиллию, холмы, мелководные ручьи, и пыльная грунтовая дорога. Безрадостный пейзаж, от которого Ваську Давыдова, сидевшего на броне, вновь потянуло в сон.
– Дава, ты опять спишь? – услышал он прямо в ухо голос Цыгана, молодого парня, призванного из Астрахани, и получившего такое «погоняло» за курчавые черные волосы и бесшабашно-веселый нрав.
– Уже нет, – отозвался Дава, открывая глаза, и вновь оглядывая унылый местный пейзаж. – Думаю.
– А чего тут думать, – усмехнулся Цыган. – Попали мы, как курята в суп. Попали.
– Ай, не начинай, – толкнул Цыгана в бок, сидящий с ним рядом Червонец. – Достал уже с этим, попали, да попали. Тоска от тебя одна и неустроенность, заколебал.
Не обращая на ворчание Червонца никакого внимания, Цыган, с какой-то несвойственной ему тоской, продолжил:
– А ведь говорила мне мама, что надо было под дурака косить.
– И чего не закосил? – заинтересовался Дава.
– Испугался. У нас в «путяге», история ходила, про одного такого хитрована. Его родители все проплатили и в дурку парня определили, вроде как временно.
– И что дальше?
– А ничего, в дурке начальство резко поменялось, с ними ничего договорено не было, и косарю вкатили все, что положено, от аменазина до тазипама. У него крышняк и потек, но уже по настоящему. Так что теперь, ему дурка не временное пристанище, а самый, что ни есть, дом родной.
– Печальная история.
– Не надоело еще ля-ля справлять, Цыган? – оборвал его Ромыч, тридцатилетний контрабас, в свое время повоевавший в Чечне, и все время настороженно оглядывающий окрестности. – Лучше бы оружие лишний раз проверил, чем трындеть без толку.
– Ромыч, – Цыган переключил внимание с Давы на контрабаса, – а как ты к нам попал? Ладно, нам, деваться некуда, мы срок тянем, а ты, серьезный мужик, ведь мог бы контракт разорвать в любой момент. Почему ты здесь?
– Как? – Ромыч поудобнее переложил на коленях свой ПКМ. – Скучно стало, шел по родному городу, да и зашел в военкомат по дороге, контракт подмахнул, и у вас оказался. Потом привык, а теперь, вроде как и бросить, вас, салабонов, стремно.
Тем временем, головной БТР сбавил ход, и начал отворачивать влево, к одному из фортов, остальные последовали за ним. Цыган приподнялся над башней, посмотрел вперед, и на повороте, чуть не вылетев с брони, рухнул на раскинутый пропиленовый коврик.
– Слышь, Дава, – толкнул он в бок Ваську. – Кажись приехали, закончился наш поход, как ты его там называл?
– Анабазис?
– Вот-вот, именно, Анабазус.
Дава огляделся, действительно, над одним из фортов, сиротливо развевался российский триколор. «Свои, – молнией пронеслась в его голове первая мысль, а следом пришли другие, ассоциативные: – Еда, отдых, определенность».
БТРы подкатили к форту – низкоутопленному в землю, широкому бронеколпаку, полуокруженному высоким, метра в три высотой, бетонным забором.
– Кто такие? – окликнул их, стоящий перед въездными воротами, высокорослый сержант, с ВСС в руках.
– 283-й гвардейский мотострелковый Берлинский Краснознамённый ордена Богдана Хмельницкого полк, – отчеканила ему голова лейтенанта Теплова, показавшаяся из башенного люка. – А вы кто?
– Спецназ ГРУ, 95-й отряд, вторая рота, – услышал он в ответ.
– Командование где? – лейтенант вылез на броню и спрыгнул на землю.
– Какое? – ухмыльнулся сержант. – Наше ротное, или, – он покрутил неопределенно рукой в воздухе. – вообще?
– Да хоть какое, мне без разницы.
Спецназовец удовлетворенно кивнул, и окликнул одного из бойцов, с тоскливым видом, сидящего неподалеку в обнимку с РПКСом:
– Савва, проводи лейтенанта к нашему капитану.
Лейтенант, сопровождаемый Саввой, ушел в форт, а сержант-спецназовец вытащил из под бронежилета сигарету, прикурил ее, с наслаждением затянулся и, окинув мотострелков лениво-оценивающим взглядом все повидавшего в этой жизни человека, спросил:
– С Кубани есть кто?
Оказалось, что с Кубани пятеро, да с Дона, Ставрополя и Волгограда еще четверо, вроде как, тоже, земляки. Как всегда в подобных случаях, завязался разговор, и выяснилось, что спецназовцы, также как и «таманцы», отстали от своих. Правда, с питанием у них было получше, запас имелся, а вот с топливом для четырех «бронеуралов» и трех «мотолыг» было туго, поэтому и зависали они здесь уже второй день, ожидая, что рано или поздно, но кто-то на них выскочит. Однако за все это время, единственные кого они наблюдали, так это проскочившую вдалеке бронеколонну танков под китайским флагом.
Через полчаса из форта появился лейтенант, и объявил, что они остаются на месте. Все бойцы взвода с облегчением вздохнули и принялись обустраиваться в свободных помещениях форта. Однако отдохнуть не получилось, так как к вечеру, в сопровождении трех бронеавтомобилей «Тигр», примчался штабной «Драгун», и выскочивший из него полковник, оказавшийся комполка 1-го мотострелкового, тут же принялся орать на их лейтенанта и капитана спецов: