Свободные (СИ)

Брат замолкает, а я прыскаю. Не знаю от чего именно: толи от злости, толи от удивления. Очередное вмешательство Димы на сей раз попахивает одержимостью. С какой стати он так печется о моем благополучии? Или же запланировал новый акт возмездия?

- Мда, - тяну я, - возвращаться совсем не хочется.

- Так понравилось гулять с наемником? – верещит в трубку Ярый, а я краснею, и тут же рявкаю:

- Еще чего! Просто…

- Просто понравилось! – продолжает кричать он.

- Так, ладно-ладно.

Слышу, как ребята дерутся за телефон, и глубоко, тяжело выдыхаю. Теперь я вновь в долгу перед этим чокнутым психом. Какая мерзость! После всего того, что он сделал…, после того, как издевался надо мной и…

Хм. А вдруг это раскаяние? Вдруг даже Дима решил исправиться?

- Ну, нет, - шепчу себе под нос. – Это уж вряд ли.

- Что?

- Ничего. Я…, - пожимаю плечами и резко подрываюсь на ноги. – Я пойду. Созвонимся позже, хорошо? Мне надо подумать.

- Зои, - с легкой отдышкой шепчет Саша. – Плевать на всех. Просто приезжай. М?

- Не скучайте.

Я сбрасываю вызов и отстраненно обхватываю себя руками за талию.

Странно понимать, что человек способен и на хорошие и на плохие поступки. Как же нам тогда друг к другу относиться? С одной стороны, Андрей, работающий на Болконского, а с другой - хороший, заботливый парень. С одной стороны, Дима – избалованный, испорченный мальчишка, а с другой – человек, который уже во второй раз дарует мне шанс начать все заново. С одной стороны, женщина, зарабатывающая на хлеб магией собственного тела. А с другой – прекрасная и заботливая мама. Моя мама. Так как же быть? Как судить о людях, если все они способны сначала войти в доверие, а потом и воткнуть нож в спину? Или же наоборот. Сначала уничтожить, унизить, а затем – подать руку помощи.

Я хватаю тонкую кофту, накидываю ее на плечи и выхожу из номера. На улице холодно. Но мне необходимо сходить в одно место. Оно находится поблизости. Идти минуть десять, не больше, поэтому сомнений я не испытываю. Обнимаю себя за талию и бреду по знакомым, серым улицам, овеянными морозным туманом. По пути покупаю дешевый, тонизирующий бальзам – иными словами ничтожную алкогольную настойку – и пачку сигарет. Дурная привычка.

Сегодня в парке людей мало. Слишком холодно, чтобы веселиться и в сотый раз кататься на одних и тех же качелях. Однако мне все равно. На ватных ногах плетусь к колесу обозрения, покупаю сразу четыре билета и замираю. Аттракцион маленький. Он вряд ли должен внушать ужас семнадцатилетней, адекватной девушке, но ноги у меня так и трясутся. Дрожат, будто я не прокатиться собираюсь, а прыгнуть с утеса.

Залажу в кабинку, забиваюсь в самый угол и закрываю глаза. Надо просто взять себя в руки, наслаждаться ветром, пусть он и замораживает кожу, наслаждаться высотой, пусть она и пугает до чертиков. Наслаждаться тем, что когда-то это было моим самым любимым местом. Мама всегда сидела рядом. Обнимала меня и рассказала какие-то небылицы про прошлую жизнь, про книги, музыку. А я все слушала и слушала, и поглощала, будто ее россказни можно было есть ложками. Естественно, сейчас я ни одной истории и не вспомню, слишком уж все они были сумбурными и выдуманными моей мамой в приступе творческого порыва. Однако те эмоции и ощущения, что я испытывала, даже сейчас опьяняют мысли. Я чувствовала себя веселой, живой и такой нужной. А мама все стискивала меня, целовала в макушку, повторяла: скоро уедем отсюда, совсем скоро. Показывала в сторону горизонта. Куда-то далеко за его кривую линию и обещала – вряд ли мне, себе скорее – что все изменится. И мы поменяемся.

Отпиваю бальзам, едва слышно рычу и стискиваю зубы. Хочу закричать во все горло о том, что мечты остаются мечтами у тех, кто их не заслуживает. Мы слишком много думали, но мы ничего не делали. Мы должны были сбежать, попробовать начать жить заново, и тогда, возможно, мы бы не расплачивались за собственные ошибки.

- А ты не думала, что так лучше? – неожиданно спрашивает знакомый, родной голос и я распахиваю веки. Вижу перед собой маму, ее карие глаза, каштановые, пышные локоны, и губы. Алые. Такие яркие, что даже в темноте заметен их багровый цвет. – Я должна была отпустить тебя. Чтобы ты дальше жила.

- Нет, - покачиваю головой. Руки так и сводит. Я сжимаю в пальцах ледяную бутылку и морщусь от сильной головной боли, - нет, это не правда.

- Я тянула тебя вниз, а ты всегда за меня заступалась. Искала хорошее там, где его не было. Верила в меня. А про себя забыла.

- Нет, нет…

- А знаешь, что еще удивительней? – мама касается теплыми пальцами моего подбородка и тянет его вверх. Теперь мы смотрим друг на друга, как в зеркало, не двигаемся, не дышим, и я едва нахожу в себе силы сдерживать слезы. – Меня больше нет. А я до сих пор тащу тебя вниз.

- Мам, не уходи. Останься!

- Хватит держаться за меня, Зои. Ты – не я.

- Неправда!