Свободный мир (СИ)

«Ну, убил меня кто-то из своих. Так вот, спустя несколько месяцев я стал замечать пропажу огромных сумм с моего счёта. Я позвал моего друга к себе.

«Амиго, на что ты столько тратишь?» — спросил я его. И я уже знал ответ. Эмри. Воплощение всего того, что я ненавидел в нищих бабах Третьего сектора. Выдающийся образец жадности, глупости и наглости.

Он никогда прежде не имел дела с деньгами, и я решил, что это будет ему хорошим уроком. Я оставил открытым для него только один счёт, на который перечислял оклад, соответствующий занимаемой им должности. Он пришел ко мне через три дня.

«Мне нужны деньги», — сказал мне он. «Но ты и так получаешь свою зарплату», — возразил я. Мне было интересно, чем закончится противостояние его жены со мной. «Но я делаю больше, чем весь отдел», — возразил мне он. «Да, — согласился я, — но это не значит, что ты должен больше получать. Может быть, смысл капитализма в этом и заключался когда-то, но смысл моей монополии в том, что это я буду решать, сколько тебе платить».

«О, пожалуйста», — сказал мне он. Я ждал; думал, он будет угрожать мне своим уходом к конкурентам, мне было не то чтобы денег жалко, просто интересно, но ничего не произошло: он просто вышел из кабинета. Он не умел ни угрожать, ни убеждать.

На следующий день ко мне пришла его жена».

Мелджен снова засмеялся. Гений обернулся: Джил, скрестив руки, стояла лицом к экрану и наблюдала за происходящим на экране. Знает ли она, что её отец лжёт? Едва ли.

«Эмри. Вот кто точно думал, что умеет убеждать. До тех пор, пока ее головой об тумбочку не приложили. Говорит, значит, знает мои секреты, владеет фотками, схемами корпорации, знает, где живу и прочая бесполезная чушь. Я напомнил ей, кто она и откуда. Ну, она, само собой, говорит: «Заберу у тебя всё», — я её и вышвырнул.

Тогда она собрала свои вещи и переехала ко мне домой. Ход был оригинальный: позвала полицию, показывает им документы, говорит: «Я жена Мелджена, в моём доме любовница с ребенком».

Так себе был ход, на самом деле. И для нее тоже. Охране я после дал указания и на километр её к моему дому не подпускать, кое-кого из полиции о тонкостях моей личной жизни тоже пришлось уведомить.

Но в тот вечер я сильно разозлился. Гению позвонил, говорю, чтоб немедленно забрал её. Он приехал тут же, зашёл, а она спит в моей кровати.

Вот тогда, ха-ха, он её избил и выгнал. Думаете, я шучу? Нет, серьёзно. Она даже Гения достала. Это, друзья мои, редкий талант. Впрочем, выгнать её заставил я».

Гений очень надеялся на то, что Эмри этого не слышала, что её не было среди присутствующих. Не потому что эта версия выставляла её в совершенно искажённом свете, а потому что… Потому что правда была хуже.

Это была бы правда пострашнее всех этих признаний в симпатиях Мелджена массовым убийствам его брата. О последнем и так с самого инцидента сплетничали все злые языки мира, о первом, весьма вероятно, не знал никто.

Гений закрыл глаза и на минуту словно отключился: ему было бесконечно стыдно слушать всё это. Да, его начальник пытался в точности передать свои впечатления от Эмри, исказив при этом все эпизоды с её участием до неузнаваемости. Но всё же всё это было неправдой.

«А в заключение я расскажу вам о том, как моя дочь лишилась наследства».

«Тебе интересно? — на светло-серую рубашку Гения легла чья-то рука. — Приходи в мой кабинет. Сейчас, пока все слишком заняты».

Он повернулся. Джил, чтобы положить ладонь ему на плечо, пришлось принять нелепую позу: почти полностью вытянуть руку вверх. Он с опасением заглянул в её серые глаза. Словно угадав его опасения, она сказала тише: «Всё нормально», — так, что не поверить ей было нельзя, и медленно стала отходить назад, за экран, где была еще одна дверь.

Она сказала «мой кабинет», наверняка имея в виду кабинет Мелджена. Гений наконец решился и, убедившись, что никто не собирается его останавливать, пошёл за ней. Она нажала кнопку, но все лифты компании были заблокированы. Им пришлось подниматься по лестнице. Ещё три этажа.

Динамики стояли повсюду. Гений отставал от Джил примерно на пятнадцать шагов: он слушал каждое слово, пытаясь запомнить не смысл (он и так мог бы повторить всю речь дословно), но свои ощущения, будто он был прибором, датчиком, прикреплённым к собственному телу, и единственным его предназначением было выдавать адекватную реакцию на происходящее.

«Нужно было всего лишь выгнать кучку отщепенцев, которым неизвестен смысл слов частная собственность, с моей плотины, которую я только что приобрёл, но вмешательство чёртовой организации освобождения привело к тому, что оборванцы застали врасплох и разоружили наш отряд, превосходивший по численности в два раза и, получив доступ к секретной информации, уничтожили пять наших беспилотников. И всё это стало возможным лишь потому, что Джил, моя дочь, вмешалась в это дело, снабдив их всем, чего они и во сне бы не увидели. Справедливость? Я вас умоляю. В этом секторе есть и будет только один бренд справедливости, и это та справедливость, которую устанавливаю я».