Свободный полет одинокой блондинки

На полу, на бетоне — подложив под себя что можно (газеты, шапки, платки или пальто) — впритык сидели и лежали двадцать, если не больше, девчонок от 15 до 25 лет. Холодно, КПЗ почти не отапливается, девочки группками жались друг к другу, изо ртов шел пар.

— Ты чья? — спросили у Алены.

— В каком смысле? — переспросила она.

— Ну, с какой точки?

— Да она не наша. Вы что, не видите ее ногти, что ли? Кто из наших такие ногти носит?

Алена рефлекторно спрятала свои ногти, давно забывшие о маникюре.

Они поинтересовались:

— А закурить не дашь?

— Я не курю.

Тут они разом потеряли к ней интерес, и она, помявшись, села на свободный пятачок пола, прислушалась к негромкому разговору двух девочек слева от себя.

— Мужики все козлы, все поголовно, — негромко говорила подружке худенькая блондинка лет восемнадцати. — Меня недавно такой приличный парень взял — при галстуке, в очках! А завез за Окружную дорогу, и там меня вся деревня по кругу пустила — из дома в дом! До утра…

— Всего-то! — усмехнулась молодая татарка справа от них. — Меня летом на Украину увезли…

Клацнула, откинувшись, плексигласовая форточка, в «обезьянник» заглянул дежурный:

— Собинова, на допрос или полы мыть?

В другом конце камеры синеглазая шатенка демонстративно плюнула на пол:

— Тьфу на твои полы! Буду я руки портить?!

— Значит, на допрос, — ухмыльнулся дежурный. — Вставай! На второй этаж.

Синеглазая Собинова поднялась.

— Гуд бай, девочки! Считайте меня коммунисткой.

Дежурный открыл скрипучую дверь, и Собинова вышла.

— Держись! — сказала ей вслед татарка и продолжила, когда за Собиновой закрылась дверь: — Да… вот я и говорю. Меня летом на Украину завезли и месяц в сарае держали, по три гривны всему поселку продавали. А потом залили в горло бутыль самогона, вывезли на шоссе и бросили. Я в Москву три недели добиралась. С шоферами на фурах.

Алена изумленно слушала этот совершенно обыденный рассказ. Потом перевела взгляд на другую группу, справа. Там была своя история, похлеще. Яркая зеленоглазая брюнетка не старше двадцати оттянула лифчик и показала глубокие шрамы на груди.

— Видали? Я в «Метелице» работала, и такая пруха была — за полгода на квартиру собрала, хотела ребенка из Тулы сюда перевезти. У меня сыну пять лет, и такой мальчик сладкий!.. И что? Месяц назад приезжаю утром домой от клиента, открываю ключом квартиру, и тут меня хватают четыре бандита. Затолкали в комнату, привязали к батарее парового отопления и стали пытать, где деньги прячу. Ногами били, сигаретами жгли — я молчала. Но когда стали грудь резать, все отдала. А потом узнала: в Москве, оказывается, новая банда появилась, выслеживают наших ходовых девочек и грабят. Я же не могу на них в милицию заявить…

Снова со скрипом открылась дверь, и в камеру вошла Собинова — шатаясь и чуть не падая. Девушки подхватили ее, опустили на пол.

— Понятно… — протянула татарка. — Сколько же их тебя… допрашивали?

— Восемь… — еле слышно отозвалась Собинова.

— Жейдулина, — сказал дежурный татарке. — Допрос или полы мыть?

Татарка посмотрела на него долгим взглядом и ответила с вызовом:

— Мы вам поломойки?! Полы не моем!

Алена, хлопая глазами, смотрела, как она пошла к двери и как дверь за ней, лязгнув, захлопнулась.

— Татарка их выдержит, — сказала ей вслед зеленоглазая, со шрамами на груди. — А я теперь не могу в «Метелице» работать с такими шрамами, думаю в интим податься. Там спокойней, без геморроев…

— Та ты шо! — воскликнула в другом углу крупная девушка с тяжелой косой, уложенной на голове. — Я тильки з интима збегла! Там же ж як? Охранник бэрэ двух-трех дивчин и йидэ по вызову на хватиру. Клиент выбирае дивчину, розплачуется, и охранник уезжает. Но шо з тобой через пьять минут зробят — нихто не знает. От мы з одной дивчиной так зусталысь, там було два клиента и завроде як порядошные. Но тикы охранник уихав, воны перевезли нас на другу хватиру, а там их вже було пятнадцать чоловик! Воны нас били, имели куды хочь, заставили вдыхать кокаин и показувать им шоу…

Снова клацнула плексигласовая форточка «намордника».

— Вострюкова, Рожковская, Плешнева — на выход, — объявил дежурный. — Ваша «мамка» приехала.

Три девочки встали, в том числе зеленоглазая, которой бандиты резали грудь. Подняв то, на чем они сидели — кто картонку, кто журнал, а кто наплечный платок, — они предложили эти подстилки остающимся.

— Возьми, — сказала Алене зеленоглазая. — А то придатки застудишь.

— Спасибо.

Алена взяла платок, подстелила под себя.

— Кому-нибудь нужно позвонить кому-то? — Зеленоглазая осмотрела остающихся и снова повернулась к Алене: — Тебе?

— Мне некому звонить.

— Тогда ты тут посидишь, детка.

— Быстрей! Быстрей! — сказал дежурный.

— Счастливо, девочки! — попрощалась со всеми зеленоглазая. — Чтоб и вас быстрей выкупили!

Все три выкупленные ушли, высокая худышка с короткой стрижкой сказала из угла:

— А меня вообще не имеют права тут держать. Я несовершеннолетняя, мне еще шестнадцати нет. Но я своему мальчику позвонила на пейджер, он меня выкупит…