Свободный танец в России. История и философия

В московской студии Пролеткульта, основанной осенью 1918 года, пластику преподавала создательница «ХаГэ» Людмила Алексеева. Там на годовщину революции она поставила трилогию «Мрак. Порыв. Марсельеза», а затем в составе актерских бригад отправилась на Гражданскую войну — на южный фронт[425]. В ее отсутствие, в апреле 1920 года, при Московском пролеткульте была создана Тонально-пластическая ассоциация (та самая, с которой Алексеева потом не ужилась в особняке на Воздвиженке). Своей задачей Ассоциация ставила синтез слова и пластики и создание «подлинного ТЕАТРА ЭКСТАЗА»[426], — и это в то время, когда конец экстаза казался неминуем. Состав Тонплассо был эклектичным: вместе с пролеткультовцами Е. П. Просветовым и В. С. Смышляевым в ней участвовали последователь Далькроза князь С. М. Волконский и А. Ф. Струве — поэт, увлекавшийся «танцами под слово». Струве считал, что современный стих может заменить в танце музыку: «В нем и ритм, и звучность, и напевность, и модуляции… и все это без той пышной яркости, без той излишней расточительности, которая есть в музыке». Стихи для танцев, более чем посредственные — «Поэт и русалка», «Вихрь», «Девочка в лесу», — писал он сам. Вот одно из его стихотворений для танца:

В пляске привольной я мчусь свободно
Вправо и влево, и вверх и вниз…
И в моих движениях, что сердцу угодно, —
В них и печаль, и радость слились.
Я могу в ней быстро мчаться,
Я могу в ней весь застыть,
Я могу ей весь отдаться,
В ней могу собой я быть.
В пляске — жизнь, и в пляске — вера,
Но застоя в пляске нет;
И свобода в ней без меры,
Каждый шаг душой согрет…
В пляске привольной я мчусь свободно
Вправо и влево, и вверх и вниз…
И в моих движениях, что сердцу угодно;
В них и печаль, и радость слились…[427]

После революции у Струве появились новые темы; на его стихотворение «Труд» в студии была поставлена «тоно-пластическая симфония». С агитпоездом имени Ленина «симфония» отправилась в Сибирь[428].

Лекции по выразительному чтению, мимике и сценическому движению в Тонплассо читал Волконский, «ритмизованное движение» преподавал будущий историк театра Николай Иванович Львов. Пластические этюды — «Мюзет» Баха, «Этюд массового движения» на музыку Грига — в традиционном для ритмистов ключе ставила Нина Александрова. Студийцев обучали разным системам актерской игры, театральной биомеханике, коллективной декламации, танцу, но более всего — акробатике. «Как завзятые циркачи, — вспоминал занимавшийся там в начале 1920‐х годов Иван Пырьев, — мы летали на трапециях, ходили по проволоке, делали сальто, жонглировали»[429]. И все же попытка театрального синтеза не удалась — критики писали, что «тональные выступления» (хоровая декламация) в студии шли отдельно от пластических, жаловались на «засилье слов», механическое, неэмоциональное чтение — «хоровую рубку лозунгов»[430].

Студии Петрограда — Ленинграда