Но ему тягостно каждый день видеть Сусанну и запрещать себе даже приближаться к ней, посещение курсов становится для него мукой, и как-то раз по дороге туда он вдруг принимает отчаянное решение и поворачивает совсем в другую сторону, невмоготу ему в этот день сидеть на уроках, до того все опротивело. За первым прогулом следует второй, потом третий, он все реже и реже появляется в классе, вместо этого он слоняется по улицам или уезжает куда-нибудь за город, садится на скамейку и размышляет о том, как самым безболезненным образом покончить жизнь самоубийством. Однажды ему вдруг приходит охота побывать в зоопарке, и он бродит между клетками и вольерами, разглядывает зверей, угощает их своими бутербродами, вспоминает детство и чувствует себя одиноким и несчастным. Его мучают угрызения совести, он говорит себе, что так дальше жить нельзя, и опять начинает ходить на курсы, но больше двух-трех дней не выдерживает и снова пускается в странствия по городу. Однажды он натыкается на Пера и останавливается с ним поболтать, спрашивает, что он здесь делает. Пер отвечает, что он здесь живет, и Хенрик взбирается к нему в мансарду. Комната красотой не блещет, вся обстановка — несколько матрасов, лежащих прямо на полу, один из дружков Пера валяется на своем матрасе, но он никак не реагирует на появление Хенрика и не произносит ни слова. На полу стоит примус, а на нем кастрюля, вокруг разбросаны тарелки с объедками — Хенрик в жизни не видывал такого жуткого логова, тем не менее он не уходит, а сидит часа два, разговаривает с Пером, насколько с Пером можно разговаривать. Он сам не знает, почему его так тянет к Перу, может, дело просто в том, что Пер над ним не подшучивает, не острит и не говорит ему, что он спятил. Но когда он затем выходит на улицу, то чувствует озноб во всем теле, хотя день не такой уж холодный, и он решает больше никогда сюда не приходить.
С Хенриком творится неладное, и он сам это сознает, но не знает, как быть. Несколько дней он аккуратно посещает курсы, сидит на уроках, не сводя глаз с затылка Сусанны, и по обыкновению неправильно отвечает на вопросы преподавателей, а потом снова устраивает себе отдых. Он слоняется по городу и в один из дней все же заглядывает к Перу; мансарда производит на него такое же жуткое впечатление, как и в прошлый раз, но он все равно остается посидеть. В другой день он отправляется в зоопарк и бродит там, разговаривает с животными. Он уже многих хорошо знает, угощает их бутербродами и гладит слона по хоботу, слон такой симпатичный, залезть бы к нему за решетку и укрыться у него от всего света. Хенрику семнадцать лет, скоро исполнится восемнадцать, он уже почти взрослый, и пора бы ему взяться за ум, а он все болтается без дела да кормит зверей вместо того, чтобы как следует учиться.
17
Жизнь фру Могенсен не назовешь интересной, большую часть дня она проводит в одиночестве, даже поговорить не с кем. Она знает, в других квартирах их дома сидят другие женщины, которым тоже не с кем поговорить, но ведь она с ними не знакома, правда, она здоровается с ними, встречаясь на лестнице, но никогда не приглашает их к себе посидеть за чашечкой кофе да поболтать по-соседски о том о сем — это было бы по меньшей мере странно с ее стороны после того, как они много лет подряд всего лишь здороваются друг с другом на лестнице. Возможно, ее соседки тоже иногда думают, как хорошо было бы пригласить фру Могенсен на чашечку кофе и посидеть вместе поболтать, но что толку: никто из них все равно не способен проявить инициативу, все они боятся друг друга и не решаются сделать первый шаг и поэтому продолжают сидеть каждая сама по себе, замкнувшись в своем частном одиночестве.
Вероятно, фру Могенсен могла бы найти себе работу, устроиться куда-нибудь продавщицей или кассиршей, у нее бы появилось занятие, да и лишний заработок не помешал бы, но муж категорически против. Лавочник в состоянии сам прокормить собственную жену, незачем ей работать на других, к тому же он любит, чтобы горячая еда стояла на столе, когда он возвращается из лавки. У фру Могенсен целых двое мужчин в доме, и каждый вечер они собираются все вместе за столом, но радости она от них видит мало, что от одного, что от другого, оба одинаково строптивые и угрюмые, молча сидят и жуют, слова от них не дождешься. Фру Могенсен готовит им еду, стелет постели, стирает носки, выдает свежее белье и сорочки, а они и спасибо никогда не скажут и, даже если она их сама о чем-либо спросит, едва удостаивают ее ответом. Хенрик последнее время совсем букой стал, поест и сразу уходит к себе в комнату или исчезает из дому, не сказавшись, а лавочник садится перед своим телевизором, как только начинаются передачи, и не отрывается от него весь вечер. Когда он дома, фру Могенсен чувствует себя, пожалуй, еще более одинокой, чем когда его нет, и она не представляет себе, как бы она это вынесла, если б не ее слепой знакомый.