Свободный Волк

Она всегда была с собой у Стайса. Последнее средство. В момент неминуемой смерти Волк последней вспышкой воли может вызвать ее в действие. И время останавливается внутри нее. И это будет продолжаться столь долго, сколь угодно. Вселенная остынет и сожмется, и в ее холодном пыльном чулане будут плавать голубые капсулы нуль-времени, в которых так и не дождались спасения Свободные Волки. Кем бы они ни были.

Нет, уж лучше сгореть над планетой. Но погибающий тешил себя надеждой, что найдется Волк, который обнаружит брата и доставит капсулу в лаборатории Содружества. Там, в условиях сложнейшего оборудования ученые размотают нуль-кокон. И сумеют вызволить погибающего Волка из смертельной схватки. Такое тоже было. Но большей частью, редко кто решается прибегнуть к этому. Слишком непредсказуемы последствия.

Капсула неразрушима. Ничем, кроме специального оборудования. Теоретически существует один фактор, но само его появление составляет ноль процентов.

Галлах стоял перед могилой сына.

Там, за скорлупой полупрозрачного яйца застывшего навеки поля-времени виднелось белое лицо Стайса Чевинка, умирающего Волка. Полуприкрытые глаза, страдальчески полуоткрыты бледные губы. Сияние застывшего времени скрывало его тело, и они не могли определить характера ранения. Его красивые, длинные, полурусые волосы казались в мертвом свете капсулы почти седыми. Так и будет он стоять здесь, в подземелье, пока не осыпется планета, пока не потухнет солнце. Скорбь отца для него не больше, чем миллиардная доля мгновения. Стайс переживет Вселенную, потому что в ней нет того, что может вырвать его из ловушки нуль-кокона. Это не их Вселенная.

Галлах был молод. Он сам был похож на Стайса, только на два года старше. И не потому, что так хорошо сохранился. А потому, что на момент смерти ему и в самом деле было двадцать шесть. Такую шутку играет время с Волками. Он пару раз пройдет через пространственный привод, а на планете минует четыре года. Два туда и два обратно. Он улетел, когда родился сын. Он прилетел, а тому четыре. А сам Галлах прожил неделю по корабельному хронометру. Он не успел и полюбить его. Только сказал побратиму, чтобы тот забрал ребенка с планеты-отстойника и поместил в интернат для будущих Волков. И помчался зарабатывать на обучение. Два года туда, и два обратно. Сыну восемь. А Галлах только и успел пару раз переправить почту. Прилетел, поцеловал, и снова улетел. Потом примчался нимра, надарил подарков, перечислил средства, и снова улетел. Еще четыре года. Потом еще четыре. И Галлах погиб.

Кто же за два месяца привыкнет к сыну, выросшему от младенца до восемнадцати лет?! У мальчика было время думать об отце, а у отца – нет. Поэтому Волки не заботятся о детях больше, чем позволяет быстротекущее время. Много их по всей Вселенной посеяно в спешке. Была мгновенная любовь. Было быстрое веселье. Была, как искра, страсть. Но Волк ушел в подпространство и забыл навеки. Поэтому на планетах и живут легенды о бессмертности Волков. Века бегут, а он все молод. Вот почему торговцу не нужно бессмертие. Он живет так долго, что его никто не помнит. Вот почему он не имеет друзей, кроме других Волков. Вот почему Волк одинок. Одинокий Волк. Свободный Волк. Свободен от всего земного.

Молодой Галлах стоял перед могилой такого же молодого сына. Точь в точь, как Стайс. А за ним такой же нимра. И молоды и стары. Они видели так много, что забыли почти все.

Это Ихоббера подарила Галлаху сына. Здесь он его полюбил, здесь его увидел, здесь он потерял его.

– Кто на планете на втором флайере? – спросил побратима Галлах.

– Летучий Барс. – ответил тот.

Чевинк, не оборачиваясь, кивнул головой. Он так и знал. Хозяева вернулись.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ КОРОЛЕВА АФФАРЫ

ГЛАВА 1

– Куда летим? – спросил ее Стайс с улыбкой, положив пальцы на чуткие рукоятки пульта. Она помедлила.

Отросшие за два месяца черные волосы снова свивались в локоны, упруго касающиеся плеч. Гвен очень светлокожая. Как в сказке про Белоснежку.

– Я всегда мечтала побывать на островах. – проговорила она.

Система флайера, повинуясь желанию пилота, высветила на экране карту Ихообберы.

– Где это?

– Не знаю. – она растерялась. – Где-то здесь. И ткнула пальцем наугад.

– Пусть будет здесь.

И флайер мягко поднялся вертикально с места. Вниз стремительно проваливались сосны, скалы, пропасти и Зоны. Флайер вышел в высокие слои атмосферы.

Они плыли и наслаждались зрелищем планеты. Многочисленные южные архипелаги островов, похожи на рассыпаные изумрудные бусы в золотой кайме песчаных пляжей.

Стайс гнал от себя любые мысли, все подозрения, всю горечь. Он больше не хотел ни страданий, ни лишений, ни самой мысли о несчастье. Он всего уже лишился. Родной Вселенной, партнера, друга. Гвендалин последнее, что у него осталось.

– Ну, куда? – спросил он.

Она выбрала самый крайний остров. Берег, глядящий в нескончаемый, единственный на Ихоббере Океан.