Свободный Волк

Надсмотрщики между собой не дружили, но в интересах взаимной сохранности вынуждены были объединяться в группы и обмениваться «опытом». Никакая дружба тут и не была возможна. В Безумные, поистине безумные Земли попадали отнюдь не негодяи, не преступники, а простые люди. Зона раскалывала их, как орехи. Те, кто могли быть сильными и жестокими, становились ими, но конец был все равно один. И это исполняло всех заключенных не только отчаяния, но и ненависти. Проще всего было вымещать ее на тех, кто был доступен этой злобе, то есть, друг на друге. Заключенные дрались и все молчаливо мечтали добраться до горл надсмотрщиков – это становилось маниакальной мыслью.

Всем было тяжело, но двум друзьям было тяжело вдвойне. Их угнетала мысль о необходимой жестокости. Иначе смерть. А Стайс пожелал непременно выжить. Они общались мало, только в штольнях, когда их участки оказывались рядом – никто другой не должен проникать в их беседы.

Мосик плакал, разбивая носы рабочим. Их бригадные показатели были самыми плохими, хотя их рабочие меньше получали увечий. Но цифра добытой руды была неизменно ниже, чем у других. Они не заставляли нагружать тележки выше бортов, как прочие, но тогда приходилось делать больше ходок. Когда никто не видел, Мосик выхватывал ручки и сам бегом тащил наверх тележку вместе с лежащим на куче руды заключенным. Но это не делало его популярным, поскольку рабочие считали, что Мосик просто стремится улучшить показатель. Он и в самом деле стремился не отстать, чтобы выжить.

– Стайс, зачем? – задыхаясь от отчаяния, говорил он. – Какой смысл?! Конец один!

– А какой смысл приближать его? Ты не улучшишь условия содержания людей тем, что подохнешь в забое. Нет, путь должен быть иным.

– Что можно сделать?! – почти плакал Мосик. – Они ненавидят меня даже за то, что я вожу их к медику! За то, что я заставляю их лечиться! Да и есть, за что! Проглотил таблетку и обратно в штольню! Если бы я мог им устраивать по очереди день отдыха! Но я выбрал весь лимит бригады еще в начале месяца.

У Стайса дела пребывали не в лучшем виде. Им обоим грозило разжалование. Поэтому, стиснув зубы, он бил рабочих и заставлял колоть неподдатливую руду, местами светящуюся от излучения. Ядовитые испарения забивали носоглотку, вызывая тяжелый кашель. Заключенные харкали кровью и норовили, как бы нечаянно попасть, плевком в надсмотрщика. Другие квасили за неповиновение носы, ломали пальцы, но Стайс и Мосик терпели. За это их только презирали.

Гвен он видел периодически. Она не покидала свой медпункт. Они встречались, когда он вел к ней подопечных. Лечение было простым: таблетки антирада, синтезированные витамины, перевязка, средства остановить носовое кровотечение, промывание засоренных глаз, если ломались защитные очки. Переломы тут не лечили. Сломаная конечность являлась приговором. Были и такие, что предпочитали спешить навстречу топке. Рабочим остригали волосы, и это тоже являлось работой медика. Вскоре они просто переставали расти.

– Гвен, как ты? – шепотом спрашивал Стайс, если заключенный засыпал на процедурном столе.

Вид Гвендалин, такой красивой, в этом аду казался ему нереальным. Но в ее глазах застыло выражение отчужденности.

– Нормально. – говорила она и прятала глаза.

– Ты не думай, Гвен, я не ломаю им пальцы, просто работа такая. – мучительно извинялся он.

– Я не думаю, Стайс.

Наедине она называла его Стайсом, а не как по документам, Троксом Падебразом. И он не называл ее Симиллой, хотя это было бы куда целесообразнее. Они могли забыться и назвать при посторонних свои настоящие имена. Но это была та послаба в их отчаянном положении, от которой они не могли отказаться.

– Я не думаю, – холодно проговорила она, враждебно глядя ему в глаза. – Просто я не понимаю тебя. Вчера Мосик пришел ко мне: на его руках стали появляться язвы. А ты здоров. Отчего, Трокс Падебраз, тебя не берет Безумная Земля? Даже я чувствую ее руку, хотя здесь нормальный фон излучения.

– А тебе это надо? – он усмехнулся. – Желаешь видеть меня пациентом клиники?

– Нет, но я помню твои слова: ты можешь вызвать флаер. Мне кажутся твои аргументы очень слабыми. Чего ты ждешь, Волк Чевинк?

– Молчи! – шепнул он, скорее учуяв, нежели услышав за перегородкой вкрадчивые шаги охранника.

Тигр вошел своей обычной, полной мощи и грациозности походкой. Движения оборотней были экономны и полны скрытой силы. Их тела были тяжелы, но невероятно ловки. Тяжелый шаг странно сочетался с кошачьей подвижностью торса. Стайс вообще полагал, что бронежилеты здесь лишние: никто не посмел бы даже помыслить о том, чтобы причинить вред тигру. Любая мысль о нападении мгновенно просекалась менталами. Никто не знал, есть ли у них имена, их даже плохо различали. Все они казались на одно лицо.

Стайс быстро выстроил защиту мозга и, когда желтые глаза охранника вперились в него, он уже чувствовал себя пеньком.

– Ты. – низко пророкотал охранник, оказывая на него шестипалой рукой, – идешь к коменданту.