Свободный Волк (СИ)

Средний срок жизни заключенного всего три месяца, соответственно, надсмотрщик живет втрое дольше, если не выслужится перед начальством и не получит перевод на чистую работу. Но не весь этот срок он служит с дубинкой. Как только он начинает выдыхаться, его бросают к рабочим, и его оружием становится кайло. И тогда он живет совсем недолго, потом его находят с проломленной башкой, потому что каски рабочим не полагаются. Поэтому надсмотрщики и стараются изо всех сил, чтобы показатели работы у них оставались на высоте.

Загнать заключенного на работе не считалось большим проступком, каждый день подвозили партию новых. Но не выполнить норму выработки являлось преступлением. Оборудование в шахтах было самым примитивным. Рабочие надрывались, выламывая куски руды из горных пород, и надрывались, таща наверх тяжелые тележки. Надсмотрщик должен уследить за всем: за добычей, за погрузкой, за разгрузкой. За тем, чтобы каждый получил свой скудный и малопитательный паек и запил концентрат водой. Были хитрецы, что избегали пить воду и потом валились с судорогами, чтобы их отвезли в лазарет, тогда они имели день отдыха. Симуляция была обычным делом. Впрочем, какая симуляция! Все были безнадежно больны.

Уже через месяц вся их группа превратилась в ходячих мертвецов. Излучение было таким мощным, что датчик непрерывно подавал сигнал в правом плече Стайса. Правда, программа пока успешно справлялась с разрушением клеток. Поэтому Стайс отдавал свои таблетки Мосику, чтобы поддержать его могучий организм. Но тот начинал сдавать и более от душевной тяжести, чем от работы. Сам Стайс был близок к срыву. Временами ему казалось, как и Мосику, что махать кайлом было бы для них куда легче, чем заставлять работать несчастных, больных людей. Их ненавидели так люто, что они оба ощущали во всякий момент, как близки их горла от немногих оставшихся во ртах людей зубов. Как скрюченые пальцы, едва держащие кайло, готовы вонзиться им в глаза.

Ни Стайс, ни Мосик не были хорошими надсмотрщиками – они не могли зверствовать, как прочие. Другие заставляли своих подопечных работать всеми доступными им средствали – дубинкой, кулаками, проклятиями, угрозами. Они забивали одних на глазах других, чтобы устрашить их. Но чем можно устрашить полумертвых? Угрозой близкой смерти? В глазах надсмотрщиков явно читался дикий страх. Они все понимали, как один, что скоро, очень скоро, их тоже будут гнать дубинками и кулаками. Но жить так хотелось, что они готовы были на все ради лишней таблетки антирада, ради более сытного пайка, ради надежды на повышение, ради мечты о другом месте, не таком смертельном. Здесь все были циниками. Здесь, правда, не было места ни гуманности, ни сочувствию. Это было бы смертельно и бесполезно.

В бараке напряжение не оставляло надсмотрщика ни на минуту. Расписание было настолько четким, что опоздание на завтрак колонны хоть на полминуты могло сломать весь график кормежки и отправить на неудачу весь рабочий день. Приходилось вырывать из сна и гнать в туалеты и умывальники измученных людей. Они шатались, досыпая на ходу, а требовалось все делать быстро, чтобы не создавать очереди. Поэтому надсмотрщики торопились обычно поднять людей еще до утреннего гудка, чтобы успеть все сделать. Потому сами надсмотрщики спали еще меньше заключенных. Они были такой же товар, отнюдь не элита. Но получали сполна за свою работу, им платили скрытым неповиновением. За плохо помытый в бараке пол надсмотрщик получал в зубы от охранника. Именно ежедневное мытье полов, чистка раковин и унитазов и было процедурами, о которых говорил начальник лагеря, такой же заключенный, выслужившийся из надсмотрщиков. У него были и другие такие же помощники. Понятное дело, как мало можно было доверять такому человеку. Нужно напрочь лишиться всяких душевных качеств, чтобы добраться до такого поста.

Надсмотрщики спали в отдельном помещении, за решеткой, защищающей их сон от желающих потрогать их за горло. Иначе их пришлось бы менять слишком часто. Но сон нередко прерывался: заключенные устраивали возню в разных местах барака по очереди, чтобы не давать поспать своим мучителям. В бараке, где жили Стайс и Мосик, их было около пятисот. На каждого надсмотрщика приходилось по сотне, но это число было условным, поскольку рабочие выбывали с разной быстротой.

Примерно через месяц начали умирать в бригадах и у Стайса с Мосиком. Они молча выносили трупы и из шахт, и по утрам из барака. Каждое утро труповозка ждала своих пассажиров на выходе из помещения. Наиболее жестокие надсмотрщики нашли и в этом способ устрашения: они пугали подчиненных тем, что оглушат их и бросят в труповозку. Огонь топки потом немного придаст мятежникам бодрости, но ненадолго. И угрозы не были пустыми.