Свободных мест нет. Рассказы советских времен (сборник)

– Надя, что ты все праздники дома сидишь, сходила бы куда, развлеклась. – А сама издевается.

И Танька, ехидно так:

– Надь, тебе сколько лет? Ой, как много. А почему ты замуж не выходишь? Потом рожать будет трудно, смотри.

Это она так говорит потому что они с Сашкой заявление подали. А как-то в ссоре она Надю «вековухой» и «злючкой несчастной» назвала.

Или в шкаф полезет:

– Надя, что у тебя платье на отдельной вешалке висит, место занимает? Всё равно ты никуда в нем не ходишь, сняла бы.

И Таньку эту самую Надя больше всего терпеть не могла.

Ну их! – Надя им вообще ничего не скажет: соберет вещи и уйдет тихо, молча, может быть, даже когда дома никого не будет. Они придут, посмотрят: нет ни Нади, ни ее вещей. Вот удивятся! Или нет, в самый последний момент, у дверей, с чемоданом в руках, она скажет: «Ну вот, девочки, я от вас ухожу. Живите тут без меня». И уйдет. Спокойно, с достоинством. Танька от зависти лопнет: Сашка тоже общежитский, жить после свадьбы негде.

Но всё это будет потом. А пока Надя вот что сделала.

Тридцать первого декабря, как обычно, в общежитии было суетно: кто комнату с елкой принаряжал, кто себя, кто на кухне хлопотал. У Нади в комнате никто ничего не готовил и не убирал: все расходились кто куда.

А ссора произошла вот из-за чего. Танька для своего хахаля сварила суп в Веркиной кастрюле; та пришла, сунулась – и вылила еще кипящий на плите суп в раковину, пригрозив: «Еще возьмешь, сучка, в рожу плесну». И это при Сашке. Тот полезть драться поостерегся: на вахте перестанут пропускать, а Танька Верку двинула. Их разбирали на Совете общежития, пообещали, как только где освободится койка – расселят.

Надя собиралась вместе со всеми: подкрасила глаза, губы, надела свое замечательное платье из шкафа, положила в сумку туфли. Девицы удивленно наблюдали за ней, но ничего не спрашивали. А Надя в душе ликовала: смотрите! я тоже собираюсь и ухожу. А куда – гадайте. Может быть, в ресторан с парнем, может быть, в веселую компанию, не чета, конечно, Веркиной, а настоящую, о которой мечтают все. Вот в том, что она сейчас уйдет и ее действительно всю ночь не будет дома, и заключалась Надина идея.

Еще девяти не было, вышла Надя из общежития, села в трамвай. Какая-то женщина везла в авоське большую кастрюлю; из кастрюли на весь трамвай пахло винегретом. Пассажиры переглядывались и понимающе улыбались.

Потом Надя зашла в магазин, купила колбасы, хлеба и бутылку кефира. Еще оставалось много времени, и Надя решила погулять по городу.

Люди с елками, полными сумками продуктов торопились в гости, к себе домой. Им есть где встречать Новый год, думала Надя. Счастливые. Но ведь это последний год так, должно же и ей улыбнуться ее счастье, должна же как-то устроиться и ее личная жизнь. Может, в техникуме с кем познакомится, а может после техникума попадет в те цеха, откуда после смены много ребят выходит…

Надя бродила по предновогоднему городу, и ей было грустно. Вот все жаловались: снегу нет, что это за Новый год без снега? Снег выпал, обильный, пушистый. Ну и что, что выпал? Какая ей-то разница – со снегом Новый год или без снега? Вот если бы после шумного застолья гурьбой высыпать на улицу, с ума сходить от снега, мороза, веселья, бросаться снегом, кататься с гор, толкать друг друга в сугробы, зарыться в снег горячим лицом… А без всего этого – зачем снег?

Надя стала зябнуть. Она добралась до дома, где была ее комната, открыла двери своим ключом, вошла. Везде горел свет, дверь комнаты, где жила семья, была открыта настежь, оттуда доносились голоса, шум застолья. Надя хотела незаметно прошмыгнуть к себе в комнату, но из открытых дверей вдруг вышел мужчина и, пошатываясь, уставился на Надю.

– Здрасьте, – почему-то испугалась Надя.

Мужчина ничего не ответил и, хватаясь руками за стены и косяки, прошел на кухню. Надя вошла в свою комнату, включила свет: блеклая лампочка осветила пустые стены, раскладушку у окна, – Надя еще вчера ее купила и сразу из магазина привезла сюда. Надя разделась, нашла гвоздь в стене, повесила пальто. Ничего страшного: переспит здесь ночь, а утром вернется в общежитие.

Стараясь не греметь, Надя разобрала раскладушку. Вдруг из коридора она расслышала голоса:

– Витька говорит, наша новая жиличка пришла. Чего это она?

– Да, вон свет в комнате горит. Не знай, чего.

– С кем? Одна?

– Витька говорит, вроде одна.

«Этого еще не хватало, – подумала Надя. – Не успела прийти, уже "с кем"? Ну люди!»

В квартире шумели. Из кухни, из открытой двери комнаты доносились развязные голоса мужчин и женщин, – Надя не могла понять, сколько их там. Иногда слышался звонкий мальчишеский голос. Надя приоткрыла дверь, выглянула в коридор, подождала, пока чья-то спина скрылась в кухне, прошла к входной двери, открыла ее, громко хлопнула, затем быстро и бесшумно шмыгнула в свою комнату, закрылась и выключила свет. Тут же из кухни раздался громкий голос:

– Володя, кто-то пришел: хлопнула дверь. Посмотри.

– Никого нет, это жиличка ушла. И чего она приходила?

– Шут ее знает.

«Ну слава Богу: "ушла"», – вздохнула Надя.