Читаем Свободу медведям полностью

Но Редкие Очковые Медведи не искали ни овец, ни пса, не нужна им была и корова на соседнем поле и даже бык у леса. Они упорно бежали рядом; они спустились в мою придорожную канаву и перепрыгнули через изгородь на овечье поле с собакой. Пес завыл рядом со сбившимся в кучу стадом, а медведи продолжали бежать вперед — на разумной скорости, я бы даже сказал, не особо спеша. Они направлялись к лесу в дальнем конце поля — оттуда они наверняка побегут дальше. Неутомимые, поразительные, очень Редкие Очковые Медведи, направляющиеся обратно в Анды, в свой родной Эквадор. Или на худой конец — в Альпы!

Но, достигнув края поля, они остановились и повернули ко мне свои головы. Я хотел помахать им, но не осмелился. Я хотел, чтобы они продолжали бежать. Если бы они помахали мне в ответ или крикнули: «Привет!» или «Да пошел ты!» — я бы не смог поверить, что они в самом деле были здесь. Но они лишь передохнули и побежали дальше, плечом к плечу — в леса.

Я был так рад, что они уцелели и что их не постигла участь других, очень многих.

И я неожиданно решил не задерживаться здесь больше ни на минуту. Что, если за ними, подумал я, появится Знаменитый Азиатский Медведь? Или хотя бы гиббоны? Или Зигги верхом на сернобыке — останки духа и плоти Хитзин герского зоопарка? Это нарушило бы знак, поданный мне Редкими Очковыми Медведями. Кроме того, это не позволило бы мне поверить в них.

Так что на этот раз я сумел надавить на стартер. Мотоцикл подо мной издал усталый, измученный стон. Я все еще дрожал. Но я все равно не мог оставаться здесь, дожидаясь, пока Редкие Очковые Медведи пробегут мимо меня, на этот раз сопровождаемые теми, кто временно уцелел. Вратно Явотником на «Гран-при 39», за которым сидел бы Готтлиб Ват. И другие отобранные млекопитающие.

Я беспокойно смотрел через поле в сторону леса и был рад, когда увидел, что Редкие Очковые Медведи исчезли из вида, оставив после себя пастбища немного другими, по крайней мере на какое-то время. Коровы были взволнованы; овцы по-прежнему повиновались тяжело дышащему псу. И все же что-то неуловимо изменилось, хотя я ни в коей мере не хочу сказать, что запахло розами. Только так я могу представить, как однажды вернусь тем же путем в среду. И встречу кого-нибудь из местных, кто скажет мне:

— В Клостернейбурге водятся медведи.

— Правда?

— О да! Медведи.

— Но они не причиняют вреда?

— Только не эти медведи. Это очень странные медведи.

— Редкие Очковые Медведи?

— Ну, это мне не известно.

— Но они размножаются?

— И об этом мне тоже ничего не известно. Но они очень ласковы друг с другом, знаете ли.

— О да. Я знаю.

И это уже кое-что. Этого достаточно, чтобы заставить мотоцикл подо мной завестись. Я прислушивался к урчанию мотора, оно все еще не стало ровным. Но я обхватил своего старого зверя ногами с обеих сторон, и он заработал спокойней; теперь он был готов. Затем я собрал в голове все его части — всегда чувствуешь себя гораздо уверенней, когда знаешь, как какую вещь называть. Я назвал правую руку «ключ» и повернул его. Я назвал мою левую руку «сцепление» и выжал его. Даже моя правая нога отвечала за рычаг переключения скоростей и отыскала первую — это моя не особо послушная нога.

Самое главное — все заработало. О, я уверен, какое-то время мне следует быть осторожным и приглядывать за взаимодействием всех частей. Но, по крайней мере на данный момент, все функционировало. И мои глаза тоже — я больше не видел медведей, зато я видел траву, которую они примяли, пересекая поле. К завтрашнему дню трава распрямится снова, и, может, только бдительный пес будет помнить о них вместе со мной. Но он наверняка забудет об этом прежде меня.

А что касается трагических событий в Хитзингерском зоопарке — даже разума старины О. Шратта, оставленного повторять имя за именем и рев за ревом, — я признаю себя ответственным за все случившееся. Я уверен, что расскажу обо всем Ватцеку-Траммеру. Историку, которому нет равных, хранителю всех деталей. Из него, я уверен, выйдет прекрасный исповедник.

Поэтому я доверил сцепление моей левой руке, управляя рычагом переключения скоростей и передним тормозом моей правой рукой. Я нажал на передачу скоростей и, удерживая мотоцикл в устойчивом положении, выехал с гравия на дорогу. Я выпрямился, преодолевая ожесточенный порыв ветра и устремляясь вперед. Но я не паниковал, — я привык изгибаться, я держался середины дороги и мчался все быстрей и быстрей. Я на полном серьезе соревновался с ветром. Порывистому ветру не смести меня прочь с земного шара; по крайней мере, на данный момент — это наверняка.

Наверняка, Зигги, я дам твоей могиле немного зарасти травой.

Наверняка, Галлен, я встречу тебя однажды в среду.

Наверняка я услышу великую весть о Редких Очковых Медведях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Музыкальный приворот
Музыкальный приворот

Можно ли приворожить молодого человека? Можно ли сделать так, чтобы он полюбил тебя, выпив любовного зелья? А можно ли это вообще делать, и будет ли такая любовь настоящей? И что если этот парень — рок-звезда и кумир миллионов?Именно такими вопросами задавалась Катрина — девушка из творческой семьи, живущая в своем собственном спокойном мире. Ведь ее сумасшедшая подруга решила приворожить солиста известной рок-группы и даже провела специальный ритуал! Музыкант-то к ней приворожился — да только, к несчастью, не тот. Да и вообще все пошло как-то не так, и теперь этот самый солист не дает прохода Кате. А еще в жизни Катрины появился странный однокурсник непрезентабельной внешности, которого она раньше совершенно не замечала.Кажется, теперь девушка стоит перед выбором между двумя абсолютно разными молодыми людьми. Популярный рок-музыкант с отвратительным характером или загадочный студент — немногословный, но добрый и заботливый? Красота и успех или забота и нежность? Кого выбрать Катрине и не ошибиться? Ведь по-настоящему ее любит только один…

Анна Джейн

Любовные романы / Современные любовные романы / Проза / Современная проза / Романы
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза