Запад своими многочисленными нашествиями — и в первую очередь самыми страшными — наполеоновским и гитлеровским (с ними приходила вся Европа, с Гитлером — и восточноевропейские «братья»: венгры, румыны, словаки, болгары, хорваты среди прочих), доказал, что он нам враг. Сегодня он успешно атаковал нас и побеждает самым современным оружием — «демократией» и «правами человека», и последствия применения этого оружия страшнее последствий ядерных ударов. К ядерной войне мы были подготовлены, к войне психологической — нет. «Перестройка», поощряемая Западом, разрушила наше Отечество и перессорила наши племена. Придя в чувство, отболев, разумно нам повернуться лицом к Востоку, к прародине нашей, к Азии. Там наши корни, там нам следует искать друзей и союзников».
Навальный — вор, кричащий «Держи вора!»
Тут мне переслали твит Навального вот какого содержания:
Я издал такой звук вроде «Хыгы!» (издевательско-насмешливый) и попытался понять, что Навальный имеет в виду.
Ни один из руководителей партии «Другая Россия» никак не высказался о столкновении Навальный — Усманов, не принял ничью сторону. За Левый фронт не знаю, не знаю их позицию, но за нацболов уверен, их позиция, пусть и не высказанная, такая, что плакать не станут, если Леша покинет нас сегодня, а Алишер — завтра.
Судя по его высокомерной реплике, Навальный думает, что все только о нем и помнят (у нас есть множество более важных проблем), и вдобавок не понимает, что многие его ненавидят, и не понимает за что.
Сейчас я поставлю все на свои места простыми русскими примерами и словами без употребления иностранных и матерных слов. Вы готовы? Итак…
Как-то Прилепин привел ко мне Навального.
Я тогда снимал квартиру на Ленинском. В большой комнате у одной из стен стоял у меня ребром двухметровый матрац. Я его отдавал и уже отдал ребятам, но забрать его медлили.
Потому в ходе состоявшегося разговора то Навальный, то я, мы ходили вдоль этого матраца, как в пьесе он служил реквизитом.
Прилепин сидел в это время в кресле с бутылкой принесенного ими виски (!) и задавал вопросы то Навальному, то мне. Это его прилепинский стиль задавать вопросы, притворяясь простачком, каковым он, как вы понимаете, не является.
У меня выдрали в тот день ряд зубов, и пить алкоголь я не мог. Ну и слава богу, потому что они выпили свою 0,75 виски, и я Навального внимательно на трезвую голову послушал. Целых четыре часа.
За эти четыре часа я его не оспаривал, мне нужно было выудить у него его секрет, как он будет действовать.
Год я не помню, но это было перед выборами в Координационный совет (КС). Навальный хотел уговорить Прилепина участвовать в этих выборах. Прилепин хотел получить мое разрешение на участие (или делал вид, что хотел), поскольку, видите ли, считал себя дисциплинированным партийцем, а я был лидером партии, в которой он состоял.
Сегодня я думаю, что, может быть, главным в его приходе с Навальным ко мне было желание свести нас двоих таких замечательных, в том смысле, что известных, и покайфовать от своего могущества. Но это моя интерпретация. Не настаиваю на ней.
Беседа ходила по кругу. Навальный был дружелюбнейший, не агрессивный, охотно отмежевался от либералов, уведших протестные силы с площади Революции на Болотный остров. Просто мягкая игрушка, а не Навальный.
Причем у него же было жесткое алиби, он мне сразу заявил, что протест не предавал, нет, физически не мог предать.
Он же находился в спецприемнике ГУВД на пятнадцати сутках во время преступления, совершенного либералами в здании мэрии в ночь с 8 на 9 декабря 2011 года. Он не принимал участия в перенаправлении протеста прочь из центра города на остров, где достаточно было закрыть малыми полицейскими силами два моста, только чтобы сколько угодно десятков тысяч человек оказались в мышеловке.
Навальный мне активно не понравился. Он был так перенаполнен собой, он не мог и не хотел даже скрыть свою манию величия. Он поминутно повторял: «я политик», «я же политик», «я, как политик»…
Я понял, что толпы, которые он лицезрел на Болотной и на Сахарова, ударили ему в голову так, что он навечно спутал себя и эти толпы.
Еще я понял, что у него нет никакого плана и что он надеется играть партию за партией своей игры, авось, зацеплясь друг за друга, эти партии приведут его куда-нибудь повыше.
Мы вернулись к тому, за чем они пришли, за несколько минут до их ухода, я сказал, что Прилепин сам взрослый парень и решит, участвовать ли ему в пестром сборище КС.
— Вот отлично, — сказал Навальный, — а то я слыхал, что вы запретили нацболам участвовать в выборах в КС.
Когда на следующее утро Прилепин позвонил, я сказал ему, что Навальный хочет его, Прилепина, использовать для того, чтобы поднять легитимность его навальновских выборов, которые он себе устроил как плебисцит, как коронацию.