Сводки с семейного фронта

Свекровь все же немного настырно поскандалила с дежурным у двери, благодаря чему тот выдал «секретную информацию»: муж уже переправлен в КПЗ, но ехать туда не надо, если мы хотим его увидеть, то завтра всех задержанных по этому делу доставят снова сюда, в милицию. Во сколько их привезут, неизвестно, но не раньше восьми утра, это точно. Я твердо решила появиться возле дверей милиции ровно в восемь, чтобы иметь возможность хоть ненадолго увидеться с мужем. Что мне декабрьский мороз? Я ДОЛЖНА его увидеть, я просто не могу без него жить!

Я так и сделала, с утра заступив на пост. Свекровь изъявила желание поморозиться вместе со мной, чему я была рада. Опыта общения с милицией у меня не было никакого, милиционеров я боялась до одури, а для нее все эти дорожки были хожены-перехожены. Она знала, к кому из милиции по какому вопросу можно обратиться, а с кем даже и разговаривать не стоит, все равно ничего не скажет. Нам обеим за прошедшие дни пришлось выслушать немало грубостей и оскорблений в свой адрес, но может, так оно и положено? Как родственникам преступника.

Дежурили мы возле дверей ровно четыре часа. Свекровь давно уже подпрыгивала на месте от холода, жалела меня, так как я вообще была в осенних сапогах, а мороз был градусов тридцать. Но я холода практически не чувствовала, ноги у меня нисколько не замерзли, потому что с момента ареста мужа ледяной холод был у меня внутри, вот от него я просто изнемогала, уже который день, а на внешние физические раздражители практически не реагировала.

Наконец, привезли задержанных. Прежде, чем вывести их из машины, охранники с автоматами отогнали нас метров на пять от двери, чтобы мы, не дай Бог, не напали на них, здоровенных вооруженных мужиков, и не отбили арестованных. Кто нас знает! После этого разгона дверца машины открылась, раздалась какая-то команда, и из машины несколько человек быстро проскочили в здание. Пашку я успела увидеть только мельком, буквально на три секунды, после чего он тоже скрылся за дверью. Дверь здания тут же захлопнулась перед нашим носом. Вот и все. От обиды и разочарования меня затрясло. Я умирала без мужа, не могла дышать без него. А его со мной не было.

Через два дня после ареста мужа рано утром ко мне приехал Мишка. Сообщил, что сегодня Пашку повезут на санкцию к прокурору, и если я хочу увидеть мужа или передать ему хотя бы записку, нам стоит тоже туда поехать. Естественно, я хотела!

– Тогда нам надо побыстрее туда отправиться, – сказал он. – Сегодня будут хоронить шахтеров, и похороны будут двигаться как раз из нашего района в ваш. Дороги все будут забиты, ведь только покойников сто пятьдесят человек! И у каждого из них есть родственники, это же просто громадная толпа получится. Даже не представляю, как мы доберемся.

Мишка как в воду глядел. Движения в их район не было вообще никакого, убрали весь транспорт. И мы с ним пошли пешком. Меня не остановил ни сорокаградусный мороз (с каждым днем почему-то становилось все холоднее), ни то, что пешком предстояло пройти более двадцати километров. Я боялась только одного – не успеть дойти к назначенному времени.

Из прокуратуры я вышла снова вся в слезах: мужа «закрыли» до суда. Ноги просто подкашивались, я не знала, как дожить до суда. Да и что – суд? Ну, посадят Пашку лет на пять, легче мне будет? Однако родня мужа заверяла меня, что вполне могут дать условный срок, надо только найти адвоката. Адвокат, – это, конечно, замечательно. Но хороший адвокат и деньги берет хорошие, а где мы их возьмем? У свекрови сроду лишней копейки не водилось, а я теперь и сама нищая. Муж деньги давно не приносил, я сама и не работала, и не училась, Пашка ведь об этом и слышать не хотел. Ну, и где, спрашивается, брать деньги?

Три месяца я жила, как в тумане. Мне действительно, даже физически, было очень плохо без мужа. Я умирала оттого, что его нет рядом, вся высохла, почернела. Черным было все внутри меня, и вокруг все было черным. Тоска, тоска, бесконечная тоска…

Переделав домашние дела, часов в пять вечера я с сыном отправлялась гулять во двор. На улице, как и у меня внутри, тоже было стыло и холодно. Как раз в это время люди возвращались с работы домой, я смотрела на них, с глупой надеждой выглядывая в каждом проходящем мужчине Пашку, хотя прекрасно понимала, что он никак не может появиться СЕГОДНЯ в нашем дворе. Не придет. Но я все равно ждала, ждала, ждала… Иногда мне хотелось, чтобы пришел хоть кто-нибудь. Потом вдруг вспоминала, что скоро появятся с работы родители, и вздыхала с облегчением. Это замечательно, что есть кто-то, кого можно ждать. Было бы совсем невыносимо, если бы мы с сыном были только вдвоем, одни в целом мире. А так – придут родители, начнется в доме жизнь, на кухне загорится свет, зашумит чайник, они меня о чем-нибудь спросят, я отвечу, и этот призрачный разговор ни о чем хотя бы на мгновение заслонит бесконечную тоску… Как же плохо тем людям, кому некого, вот совсем некого и неоткуда ждать! Это, должно быть, ужасно! Страшно быть одиноким.