Она обхватывает меня руками и кладет голову мне на грудь. Это не то, что я ожидал, но я рад этому. Я её крепко обнимаю, волосы Мисси щекочут мой подбородок там, где он упирается в её макушку.
Она смотрит вверх на меня, её зелено-голубые глаза полны печали.
– Он болен, да?
Я сглатываю. Я не могу ответить на этот вопрос.
– Что с ним происходит, Флинт?
Я обещал Хадсону, когда его впервые диагностировали, что я никогда никому не скажу, что с ним происходит. Это его жизнь, и я не в праве что-либо говорить. Я никогда не нарушал обещаний, данных ему, и не сделаю подобного сейчас. Особенно такое важное, как это. Даже если речь шла о Мисси.
– Мне жаль, Мисси. Я не могу сказать тебе, если только Хадсон этого не захочет.
Она отталкивает меня, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что Хадсон ещё спит, её голос низкий и злобный, полный её гнева.
– Я имею право знать! Он так же и мой брат.
Я хватаю её за запястья, пока она не начала меня бить своими маленькими кулачками.
– Я знаю, но я обещал…
– Обещал, твою мать! Мне нужно знать, что с ним происходит, Флинт. Я люблю его.
– Я знаю, что любишь, Миссисипи. Как и я.
– Тогда скажи мне, пожалуйста. Я, наконец-то, нашла вас обоих после всех этих лет, и чувствую, будто всё снова выскальзывает из моих пальцев.
Слезы блестят в её глазах, превращая их в мерцающие озера печали. Я не могу этого сделать. Я больше не в силах хранить секреты Хадсона, но и рассказать всей правды Мисси тоже не могу. Это разрывает меня на части – находится между ними двумя. Я не знаю, что ей ответить, но я рассказать все прямо сейчас не в праве. Это должен сделать Хадсон. Я вздыхаю и отхожу от неё.
– Ты не хочешь рассказывать мне? Ты не думаешь, что задолжал мне?
Я не смотрю на неё. Если я только гляну ей в глаза, она увидит всю правду в моем взгляде.
– Ты засранец, – бросает она.
Мисси начинает бить меня в грудь своими маленькими сжатыми кулаками, когда задушенный, горловой стон Хадсона заставляет нас обоих обернуться к кровати.
Мы торопимся, и я наклоняюсь над ним, чтобы убрать одеяло. Именно тогда его тело напрягается, мышцы сжимаются, а рот открывается от боли. Я понимаю, что у него приступ.
Он начинает бесконтрольно трястись, сквозь стиснутые зубы вырываются стоны. Когда Мисси протягивает руку, чтобы коснуться его ноги, я выхожу из оцепенения, зовя Рэда. Телефон Хадсона лежит на тумбочке, я хватаю его и набираю 911, в то время как Хадсон продолжает бесконтрольно дергаться. Мисси замирает, беспомощно стоя в стороне. Крупные слезы текут по её лицу. Если ей требовалось подтверждение того, что Хадсон болен, то она его только что получила.
Брат потихоньку успокаивается, припадок идет на спад. Его лицо расслабляется, когда он то приходит в сознание, то теряет его. Я бросаю телефон и поворачиваю Хадсона на бок, удостоверяясь, что его дыханию ничего мешает. Мисси стоит у края кровати, наблюдая, её лицо озаряется пониманием, что это не первый раз, когда я помогаю брату после приступа. Я проверяю его пульс. Он прерывистый, сердце пропускает удары. Его глаза закатились, белки глаз виднеются из-под неплотно сомкнутых век.
– Хадсон? – я трясу его за плечо. – Ты меня слышишь?
Он не отвечает. Страх скручивает мои внутренности.
В этот раз ситуация очень плоха, и я не знаю, как долго нам придется ждать. Я не могу ни о чем больше думать. Я не могу смотреть на Мисси, не разрывая свою душу. Я удерживаю свою руку на плече Хадсона, крепко вцепившись в него, чтобы чувствовать, когда его дыхание замедляется. Я его крепко держу, ведь он мой брат, и не в моих силах его отпустить. Моё горло першит, потому что все мысли, которые я так долго отталкивал, крутятся у меня в голове, сталкиваясь друг с другом. Какой будет моя жизнь, если моего старшего брата не станет. Каково это, когда нет никого из твоей семьи.
Я слышу вой сирены, вижу, как красные огни пробиваются через окно, когда машина скорой помощи въезжает на подъездную дорожку. Рэд внизу открывает входную дверь, чтобы впустить медиков, указывая им, куда идти, и говорит, в какой комнате мы ждем их.
Женщина в синей униформе проталкивает через дверь свою медицинскую сумку и отпихивает меня в сторону. Двое мужчин идут следом с переносными носилками между ними. Я стою в стороне, беспомощный и испуганный, наблюдая, как они лихорадочно работают над Хадсоном, натягивая кислородную маску на его лицо и ставя ему в руку капельницу.
Наблюдая, как игла входит в его вену, я снова возвращаюсь на землю и почти сгибаюсь под тяжестью осознания, что вероятность потерять моего брата никогда еще не была столь реальной, чем в этот самый момент. Может быть, это последний раз, когда я вижу Хадсона живым. Все эти месяцы ожидания и страха сжались до этого крошечного момента. Хадсон, бледный и безразличный, с распахнутой рубашкой, его положили на носилки, в то время как все эти люди, которых я не знаю, сыпят медицинскими терминами в свои портативные рации.