Сводные. Я тебя уничтожу (СИ)

На инстинктах сбегаю вниз, отвлекая внимание на себя. Да так бегу, что Чалов меня перехватывает аж у парадной двери.

— Что у вас с Рахмановым?

— Любовь!

— Какая ещё, к чёрту, любовь?! — он так кричит на меня, что уши закладывает.

— Большая! — огрызаюсь. — У меня к нему.

— Тая, ты в своём уме? Ты говоришь одно, а делаешь другое!

А сам-то?! Любимец публики…

Они и сейчас его каждое слово ловят с раскрытыми ртами. Как тогда, в игровой.

«Кто-то должен показать Царевне место. И это буду я»…

— Да мне пофиг, — невесело усмехаюсь. — Вы же враги. С кем ещё мстить, если не с тобой? Арс раскаялся, Арс получил моё тело. Не как трофей, а как подарок.

— Тая, я тебе не верю.

Ну конечно. Коне-е-ечно!

Фанаты сейчас рыдать начнут.

— Мм… Ну хоть своим-то глазам веришь? — бросаю зло и, пока он моргает, выхожу за дверь.

Он вылетает за мной и преграждает путь.

— Как ты могла, Тая?! Какая же ты дура… — Кулак сводного брата летит в стену рядом с моей головой. Яр вжимается губами в мой лоб и делает глубокий вдох. — Дурочка моя… Он соблазнил тебя на спор. Как можно быть такой наивной?!

Невидяще смотрю вперёд, и мне до слёз обидно, что эти эмоции — просто игра с его стороны, а я почти повелась. В очередной раз.

— Я не жалею. Первый раз должен быть по любви, — мой голос звучит так же равнодушно, как Яр смотрел на меня в нашу первую встречу. Единственный раз, когда он был со мной искренним.

Теперь уже я не расскажу ему правду. Ни за что и никогда!

— Тая! — его голос прошивает отчаяние. — Бли-и-ин, Тая… Скажи, что ты пошутила. Пожалуйста!

— Такими вещами шутят, по-твоему? Это смешно? Или в порядке вещей?!

Яр молчит. Потому что да, для него это норма.

Он по приколу добивался любви, чтобы потом её высмеять.

Резко накатывает апатия. Хочется потеряться где-нибудь и никого не видеть.

— Тая, давай поговорим! — просит, сделав над собой усилие.

Чалов — просит!

Столько возможностей было — не счесть! Он молчал. А теперь, когда прижало…

— Не хочу.

Он шумно выдыхает над моей головой.

— Я одного не понимаю. Что на тебя вдруг нашло?

Я запрокидываю лицо, чтобы видеть его глаза.

— Вот ты говоришь — вдруг. А я, может, всегда хотела быть с этим парнем! Хотела по-настоящему. Так сильно хотела, что устала бороться с собой. И что теперь? Пусть, он не сам сознался. Но, если, не отпирался… если вину признал… раскаялся… Как я, по-твоему, должна была поступить?

Яр прикрывает веки, пряча от меня взгляд.

Признать вину, раскаяться — для этого нужна храбрость.

А Яра больше заботит, чтоб ничего не узнал Андрей.

Мы с минуту, наверно, дышим друг другом, прикрыв глаза, и молчим.

А потом он уходит.

Иди-иди! Исчезни с глаз моих, будь милосерден! Завтра мы снова будем каждый сам по себе. Я только не знаю, как заставить молчать моё сердце…

Эпилог

Эпилог

Год спустя

Ярослав

Билеты на поезд взяты на двенадцатое ноября.

В казарме весь день царило предпраздничное настроение, ведь утром половина старшего призыва уходит домой.

Вокруг все спят, а я третий час смотрю в потолок. Думаю о поезде, о встрече с родными. О ней.

О том, будет ли кто-нибудь встречать меня на перроне. Проблемного, самонадеянного идиота, решившего, что может играть чужими чувствами и ему за это ничего не будет. Будет.

Как раз это «ничего» мне и осталось. Пустота.

Все эти месяцы мне никто не писал. Никто. Ни слова. Ни одного сообщения.

Но на присягу приехал отец… и мать с будущим мужем. Другого отца я не знал, поэтому так и не научился называть Андрея иначе. Несмотря на всю сложность наших с ним отношений, я оценил его терпение. Самому порой перешибить себя охота. Так вот, он сообщил, что дома всё нормально.

Дома…

Когда после ссоры с Таей на вечеринке у Арса, я среди ночи поехал к нему и во всём без утайки сознался: про спор, про фонтан… без цензуры сказал про своё отношение к отцу и его новой супруге… Был уверен, что этого «дома» меня той же ночью лишат.

Отец, помолчав, лишь спросил, что я думаю делать дальше.

Я в тот момент вообще не мог думать. Я подыхал. Меня раздирало на части.

Тогда он осторожно начал задавать вопросы. Начал с простого, оно же оказалось самым сложным.

Признаюсь ли я Тае?

А я не мог ей это в глаза сказать… меня сносило ревностью и хотелось сделать больно. Снова.

Да и как объяснишь в двух словах всё, что меня терзало целый месяц? При всём желании такое невозможно.

Вывод напросился сам. Я ответил отцу, что буду писать ей. Из армии.

Видеть Таю и сохранять рассудок мне было не по силам. Я вообще тогда на адекватный разговор ни с кем не был способен.

После присяги он впервые произнёс, что мной гордится. Забрал какую-то открытку с духовской фоткой лысого меня и был таков.

Год пролетел. И перед возвращением мне так же страшно представить встречу с Таей.

Надеюсь, она счастлива. Жаль не со мной.

Просыпаюсь, как всегда, за полчаса до подъёма. В этот раз команду от дневального жду даже с предвкушением, ведь для меня она больше не прозвучит.

Выхожу на построение, а дальше иду своей дорогой. Вместо сбора на зарядку, неспешно умываюсь, бреюсь, забираю из сушилки свою парадку.