Сводные. Поиграем в кошки-мышки?

– Могу в салоне оставить. Открою, так и быть, окошко, чтоб не задохнулся.

– Я тебе кто, собака?

– Ты приставучий репейник.

– Очень приставучий. Поэтому смирись: мне скучно, и я иду с тобой.

– Тебя не пустят.

– Спорим, пустят?

Даже спорить не буду. Молча пересекаю обдуваемую кондиционером проходную, приветственно махнув нашему охраннику зажатым между пальцев пропуском. Проскальзываю через вечно неработающий турникет, прямиком сворачивая к лестнице, но опешивше замираю, слыша насмешливый окрик.

Да ладно?

Пропустили! Блин! Его реально пропустили! А я ведь была уверена, что отвязалась от настырного гада.

– Всего один вопрос: КАК?

Наш охранник из тех хмурных дядек, которые наслаждаются доставшейся им властью и очень любят "не пущать". Порой студентов даже при наличии пропуска тормозит, веля показать зачётку и доказать свою причастность к "цитадели искусств", а уж тех, кого в первый раз видит…

– Секрет фирмы. Но могу намекнуть: врождённое обаяние.

Ну-ну. Скорее бумажные, шуршащие.

– Думаю, всё куда проще. Ты просто как та глиста, что в любую щель пролезет, - разочарованно вздыхаю.

– Очень занимательно. Проводила научный эксперимент? Точно знаешь, что в любую?

Игнорирую тупой вопрос, поднимаясь на второй этаж. А там до конца по пустынному коридору, увешанному картинами выпускников. Все двери закрыты, кроме нашей мастерской. Ещё на подходе слышу голоса, народ уже собирается.

Да, согласна, со стороны это странно - тащиться в универ в выходной, но в данном случае это не добровольное начало, а официальная рокировка - перенос пар со среды на воскресенье, чтобы состыковаться с графиком натурщицы. Принято единогласно всей группой, поэтому третью неделю… вот так.

В целом, никто не против. У нас тут на постоянке царит анархия и ненормированный график: я сама частенько подзадерживаюсь, доделывая проекты.

А на заднем дворе у нас есть просто обалденная цветущая аллея, пропитанная творческой эстетикой. Сидеть там на лавочке, рисовать, попивать Мокко и наслаждаться видом - отдельная форма прекрасного. Но сегодня занимаемся строго в мастерской.

Да здравствует духота и полумрак.

– Скворец пришла, - первой примечает меня Вита: коротко стриженная брюнетка, с туннелями, пирсингом в самых неожиданных местах и забитая с ног до головы. Наша староста. Клёвая девчонка. - И не одна… - добавляет, замечая выглядывающую из-за моего плеча любопытную моську Крестовского. - Это кто?

– Моя мигрень, - бурчу, занимая место. Достаю из сумки сперва футляр с сепией и сангиной [1], затем папку. На мольберт ставится пока ещё набросок обнажённой девушки. Рядом ложится блокнот для черновиков. - Рената появлялась?

– Нету ещё.

– Задерживается.

При том, что я сама опоздала чуток, встав в пробку на выезде, и была уверена, что получу втык. Но Алевтины Михайловны, нашего препода, тоже ещё нет.

– Какая симпатичная мигрень, - с нескрываемым интересом поглядывает на Кирилла ещё одна девчонка, Даша: блондиночка с идеально небрежным пучком на макушке.

Да и не она одна. У нас в группе одиннадцать девчонок, не считая меня, и всего три пацана. Из этих четырнадцати человек догадайтесь, скольким по боку появление постороннего?

Правильно, троим. Пацанам.

– Забирай. Дарю, - снисходительно киваю на Крестовского, хозяйски бродящего по аудитории и сующего любопытный нос везде, где придётся. Вплоть до работ других студентов.

– Вау. Да у вас тут девочки голенькие, - одобрительно присвистывают, кивая Юрцу, не очень довольному вторжением. - Не на то я учился, не на то. У меня вместо девочек были транспортиры и циркули.

А, да. Точно. Он же тоже "художник". Правда более инженерного склада ума.

– Тебе мало своих голых девочек, озабоченный? Не насмотрелся ещё? - не могу удержаться от колкости.

– На твоих "девочек" точно не насмотрелся, - парируют ехидно. - С удовольствием продолжу медитацию этим вечером, если позволишь.

Вот скотобаза.

– Не позволю.

– Слыхали? Единоличница! Нет, чтобы для народа стараться, во имя искусства. А ещё творческая личность.

Боже, что он несёт? Ну натурально дебил.

– Вита! Я тебе по шапке настучу! - влетает в мастерскую рассерженный колобочек в черепашьих очках и чёлкой-пони. - Дозвонилась я твоей подружке. Улетела она!

– Как улетела? - не поняла та.

– Как, как. На самолёте. На Бали, чтоб её! Мужика какого-то подцепила и укатила с ним загорать.

– А договор? Она же договор подписывала.

– А что договор? Закорючка для вида. Она так и сказала: извините, но от такой возможности не оказываются.

– Охренеть, - вырывается из меня.

Три недели коту под хвост, потому что продолжать без натурщицы дальше бессмысленно.

– Ещё какое охренеть! - Алевтина Михайловна только что не подпрыгивает на месте от досады. - Вот сразу чувствовала, что она не надёжная! И где теперь искать новую натурщицу?

Новую? Блииин, это ж теперь всё с самого начала. И сегодня только зря приехала. Уже понятно, что лавочку можно сворач…

– А вам именно натурщица нужна? Натурщик не покатит? - раздаётся звонкий беспечный голос, окатывающий меня ледяным ушатом плохого предчувствия.

Преподша и вовсе впервые замечает левого чела в мастерской.