Сводные

Теперь ее ладонь скользит нежнее и достаточно сильно, но постоянно сбивается с ритма, потому что Юля не перестает изучать мое тело подушечками пальцев. Впадины, вены, изгибы, она очерчивает горячую кожу с таким любопытством, как будто это какое-то восьмое чудо света.

Я с удовольствие побуду для нее анатомическим манекеном, но позже.

Перехватываю ее ладонь, показывая более жесткий обхват. Веду сильнее, резче, по-мужски, только ее рукой. Она быстро учится, и я набрасываюсь на ее губы, чтобы заглушить собственные стоны. 

Мой живот дрожит, лава удовольствия концентрируется в паху, если она выдержит ритм хотя бы больше двух минут, то я…

Я остаются без ее губ, потому что в этот момент она падает на колени и смыкает губы. Мне, черт возьми, приходится прикусить собственную же ладонь, потому что это куда больше, чем я мог бы выдержать.

Ее язык порхает также неумело, она просто посасывает и облизывает меня, как леденец, но я уже в чертовом раю и долго там не продержусь. Кладу ладонь на ее затылок, исполняя одну из своих фантазий. Слегка надавливаю, чтобы она взяла глубже. В глазах мелькает испуг, но она быстро расслабляется, когда понимает, что она все еще управляет ситуацией. Я только направляю.

Юля прикрывает глаза, расслабляет горло, и у меня подгибаются колени. 

Я ударяю бедрами, сильнее перехватывая ее волосы, снова и снова, и понимаю, что увлекся. И так слишком много для первого раза.

Отстраняюсь.

Тугая горячая струя выстреливает ей на грудь, пока я в очередной раз сдерживаю чертов пораженческий стон, глядя на ее покрасневшие губы. Румяные щеки. Лихорадочный блеск в глазах. На то как она снова проводит по члену липкими влажными пальцами.

Поднимаю с колен и целую опешившую, испуганную, а на кухне, которая кажется сейчас такой далекой, как другой материк, только сейчас свистит чайник.

Глава 24

К тому, что у Юли с Платоном есть собственный повар, моя мать привыкла быстро. Она без труда продиктовала ему список продуктов, которые она любит, и блюд, которых стоит придерживаться. А я вторую неделю только и делаю, что избегаю этого парня в колпаке. 

Сегодня воскресенье, выходной даже у повара, поэтому с легким сердцем прихожу на кухню раньше всех. Продуктов в двустворчатом холодильнике даже больше, чем нужно на четверых человек. Не знаю, почему Платон так долго искал вчера чайник. Василий содержит кухню в идеальном порядке и все необходимое можно найти чисто интуитивно.

Нарезаю помидоры и мою листья шпината. Ставлю вариться яйца и заправляю молоком кофемашину. Ничего сложного, на самом деле. Но я и не виню Платона в том, что он нанял повара. Он может его себе позволить, а еще у него, как и у Юли из-за тренировок, нет лишнего времени, чтобы тратить на готовку. Это не прихоть, а необходимость.

В моем случае такой необходимости нет. Может, поэтому я не могу пересилить себя и выдать повару желательное шестидневное меню, которого буду придерживаться. Так и готовлю себе сам, исходя из тех продуктов, которые мог бы купить. Хотя их все равно приходиться брать в общем холодильнике и, в общем-то, мой бунт нелогичен. Незачем идти против системы, когда тебя старательно делают ее частью.

Юля выходит на кухню первой в свободной шелковой пижаме цвета карамели и обвивает меня за талию, пока я, закончив сооружать тосты на противне, прячу их в духовку.

Обнимаю ее и целую в лоб. Потом в щеки. Прислушиваюсь к тишине в квартире и только тогда целую по-настоящему в губы. 

Юля отвечает мгновенно, и мое тело тут же отзывается ее порыву. Хочется уложить ее на кухонный стол и сначала заняться ею, а не овсянкой, которой завтракает мама.

Но в родительской спальне уже звучат голоса, и мы отстраняемся.

— А не надо было выходить без футболки, — шепчет Юля, ведя ногтем по моему животу, и спотыкается на резинке спортивных штанов.

Слишком свободных, и сейчас они топорщатся палаткой. Проклятье.

— Проследи за таймером, — быстро целую ее опять и ухожу в спальню.

Копаясь в шкафу, слышу:

— Юля, как здорово, что ты решила приготовить нам завтрак!

— Это не я…

— А кто? — удивляется мама. — У Василия ведь выходной.

Я рассчитывал, что длинная безрукавка скроет низ живота, но в этом и нет необходимости. Мое настроение мигом опускается ниже нуля.

Удивительно, но маме и в голову не пришло, что это мог быть я. К моей готовке она всегда относилась как к чему-то само собой разумеющемуся. «Я не должна тебе готовить, когда мне было шестнадцать, как тебе, я уже воспитывала ребенка!», говорила она раньше. Или «Нет ничего сложного в том, чтобы приготовить тарелку макарон на ужин».

Звенит таймер, и я беру себя в руки. Молча возвращаюсь на кухню. Юля растерянно оглядывается и радуется, когда видит меня. В отличие от меня, она с кухней на «вы». Оно и понятно, ведь у нее с детства был личный повар.

Открываю ящик и достаю прихватку.

— Так вот, где у нас лежат прихватки, — удивляется вошедший на кухню Платон. — Я вчера так долго искал. Василий постоянно все переставляет!