Сводный босс

Джо хватает своего тупоголового родственника за шею и волочёт к выходу. Не сомневаюсь, он проучит его не хуже моего, вот только мне от этого легче не станет. Чувствую себя полным идиотом. Как я не разглядел, что Сла-ва под кайфом. Придурок Гас. Пиздец, как хочу тебя, матрёшка. Она теперь из меня верёвки вить будет.

Наливаю тёплой воды и иду наверх. Матрёшка лежит там же, где я её оставил. Лицо всё ещё бледное, но, по крайней мере, не синее.

— Выпей, — помогаю ей сесть.

Матрёшка держит чашку двумя руками, словно маленький ребёнок, и старательно глотает воду. А я в это время пытаюсь не таращиться туда, где сползшее полотенце приоткрывает розовый сосок. Эй, младшенький, тебя совсем ничем не смутить?

Она допивает воду и откидывается назад.

— Не такой уж ты и плохой, Гас, — бормочет себе под нос и отворачивается к стене.

Накрываю матрёшку одеялом и в течение пятнадцати минут смотрю на её спину и разметавшиеся по подушке влажные волосы. Когда слышу мерное посапывание, встаю и иду в душ. Нет, не мыться. Я собираюсь долго и упорно дрочить.

____________

Сносочка: ни автор, ни Гас не имеют ничего против секс-меньшинств, поэтому слово «пидорские» прошу воспринимать как невинную шутку)

Глава 10

Слава

— Я так хочу тебя, Слава, — шепчет Райан Гослинг, выводя пальцами нежные круги на моём плече. — Хочу прямо сейчас.

— Мы не должны, Райан, — неуверенно возражаю, млея от его прикосновений, как эскимо в жаркий день. Сжимаю между собой бёдра, чтобы хоть немного облегчить ноющее возбуждение, но это не помогает, желание отдаться ему в позах первых пяти страниц Камасутры по-прежнему невыносимо.

— А как же Ева?

— Она старая, — бормочет он и жадно прижимает меня к себе. И в этот момент я понимаю, что не зря влюбилась в него ещё в «Дневнике памяти», потому что в штанах у Ноя — полный ковчег.

— Если ты согласишься стать моей женой, я с ней разведусь.

Ну кто я такая, чтобы противиться Райану Гослингу, если уж оскароносцы Рэйчел МакАдамс и Сандра Буллок не устояли?

— Я согласна.

Счастливо улыбаюсь любимому и, не удержавшись, провожу рукой по его внушительному достоинству. Ох, чувствую медовый месяц удастся.

— Матрёшка, а ты можешь чуть побыстрее, — хрипит Райан, — а то я на работу опоздаю.

Распахиваю глаза и жмурюсь от яркого света. Чёрт, как же хочется пить. Тело полыхает огнём, низ живота сводит от возбуждения. На моём теле мужские руки, а собственная ладонь сомкнута на чём-то твёрдом и горячем.

Медленно поворачиваю голову назад, чувствуя себя героиней тупой американской комедии, имеющей проблемы с алкоголем, и едва не визжу, когда вижу перед собой ухмыляющееся лицо Малфоя.

— Доброе утро, матрёшка. Рад, что ты, наконец-то, познакомилась с Гасом-младшим, он у меня обожает обниматься.

И вот здесь происходит то, чего со мной обычно не случается. Моё лицо стремительно заливается краской, и я жмурю глаза. В одно мгновение на меня обрушивается чудовищная реальность: я в чужой кровати, в одном полотенце, рядом почти голый Малфой, а память о вчерашнем вечере меня подводит.

— Мы... — отдёргиваю кисть от нездорового размера его эрекции и быстро ощупываю бёдра. Трусики на месте. Уже хорошо.

— Ничего же не было?

Малфой дёргает меня за руку и перекатывает на себя. И теперь его хобот упирается мне в живот. Гадость.

— Если бы у нас что-то было, ты бы это запомнила, Сла-ва, — шепчет мне в подбородок.

Интересно, когда он успел почистить зубы, потому что я не чувствую утреннего смрада из его рта. Ручища Малфоя ложится мне на ногу и скользит под полотенце, обхватывая ягодицу.

— Но если хочешь заполучить парочку незабываемых впечатлений к старости, мы можем это исправить. Ты так старательно тёрла лампу, что джинн готов исполнить три твоих желания. И чтобы ты знала, он совсем не против поработать языком.

По какой-то причине я начинаю возбуждаться, но отказываюсь связывать это с его бессмысленным грязным трёпом. Это всё отголоски сна и солнечная улыбка прекрасного Райана.

— Убери от меня свои обезьяньи лапки, Абу. Скорее ад замёрзнет, чем твой поганый язык окажется хоть на одной части моего тела.

Красивое лицо ублюдка расплывается в широченной улыбке, и я не могу оторвать взгляда от его яркого рта. Шрам на верхней губе растягивается, рассекая её надвое, и мне хочется коснуться его кончиком языка, чтобы узнать насколько он глубокий.

— Боюсь, в аду черти уже лепят снеговиков, матрёшка, — голос Малфоя становится низким, и ладонь, до этого неподвижно лежавшая на моей ягодице, медленно сжимается, — потому что мой язык уже побывал как минимум на двух частях твоего тела. И судя, по твоему «Ещё, Гас», ты бы с готовностью пожертвовала и остальными.

Он это сейчас серьёзно? Я просила его «ещё»? И где, чёрт подери, побывал его грязный язык? И почему я ничего не помню?