Сводный монстр (СИ)

Мать молчала, заметно оглядывалась. Что творилось у нее на душе? Каково это сидеть заниматься своими делами, листать книгу, а потом вдруг резко понять, что ты не знаешь кто ты, как тут оказался? И почему рядом как будто бы чужой человек. Наверное, это жутковато.

По их квартирке теперь повсюду были развешаны их фотографии, старые, где Макс еще был совсем ребенком, а мать моложе. Когда мать была в себе, они фотографировали много новых снимков вместе, в парке или на кухне, около елки, в снегу. Все стены были увешаны снимками, на случай, когда Рене вдруг забудет кто она, она хотя бы не испугается присутствия Макса в квартире.

Они заказали медальон с гравировкой, который Рене теперь всегда носила на шее. Максу медальон казался огромным, тяжелым, но мать сама выбрала и настояла, что ей нравится именно этот. Он махнул рукой.

Но как говориться: беда не приходит одна. Через какое-то время парень заметил, что мать пристрастилась к алкоголю. Он не винил ее, ни разу не упрекнул. Да разве мог он упрекнуть, если ему самому хотелось напиться до беспамятства и забыть все, что происходило в его жизни. А ей было страшно каждый раз, когда она понимала, что ничего не знает о себе и окружающем мире. Теперь парень частенько находил ее пьяную в парке, спящую на холодной скамейке, брал на руки и нес почти невесомое тело матери домой. Она стала неухоженно выглядеть, от нее плохо пахло. Каждый раз он уговаривал ее принять душ и смыть уличную грязь. В пьяном забытьи она почти ничего не понимала, послушно шла. Макс снял все замки, постоянно спрашивал, стоя за дверью, все ли в порядке. После сидел и расчесывал ее длинные влажные волосы старинным гребнем, который ей достался еще от ее бабушки, старательно рассказывая ей разные истории из книг или сюжеты кино. Пока мать не засыпала.

У нее медленно, но верно начинался период с сильными эмоциональными расстройствами, депрессией. Она часто плакала, кричала и даже пару раз включала газ в квартире. Макс почти не показывался в школе, проводя время с матерью, и чудом почуял странный запах в квартире. Тогда он впервые расплакался, ему было почти шестнадцать, но он ревел, как девчонка, уронив руки на стол, отчаянно размазывая слезы по лицу.

— Прости меня, прости, — рядом в исступлении ползала на коленях мать, и он впервые подумал, что не справится. Мечтал, чтобы это все закончилось. И все равно с каким исходом.

Весь тот период они почти не общались с Юргеном, пока однажды отец не появился на пороге.

— Что ты здесь забыл? — вместо приветствия довольно прохладно спросил Макс отца, распахнув дверь.

Тот перетаптывался на месте, не зная с чего начать.

— Не пригласишь?

— Не убрано, — равнодушно ответил парень, не двигаясь с места. И Юрген понял, что он здесь гость действительно нежеланный.

— Ты не появляешься в школе… Звонил твой классный руководитель, успеваемость сильно упала. — Отец Макса нес какую-то абсолютно неважную в тот момент ахинею.

Макс продолжал просто смотреть на него, ничего не отвечая. Мать сидела на кухне, у нее только что снова был провал памяти, она позабыла обо всем на свете и парень методично и бесстрастно рассказывал ей факты о ее жизни, все, что он знал и все, что могло помочь, пока их не прервал звонок в дверь.

— Чего ты хочешь? — устало спросил сын, когда неловкая тишина затянулась.

— Узнать… Как вы? — дрогнувшим голосом ответил Юрген, и парень пожал плечами.

— В порядке.

— Может что-то нужно или… — он не договорил, лишь смущенно переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать.

— Нужно.

— Что именно? — с готовностью уточнил Юрген.

— Чтобы ты сюда больше не ходил. — Сын прямо смотрел отцу в глаза, не отрывая взгляда, и тот не выдержал, опустил голову. И когда Макс с болью на сердце закрыл дверь, ожидая очередного звонка, прислонившись лбом к старому дереву, он разочаровался. Потому что за дверью послышались шаги, а потом глухая тишина.

— Это был он? Мой муж? — почему-то шепотом спросила Рене, когда он вошел на кухню. Она его не помнила, и о нем он почти никогда ей не рассказывал, только если она хотела. Как в этот раз. Ведь она по-прежнему носила обручальное кольцо.

— Да, — коротко сказал он, и она не рискнула спросить, потому что вид у ее сына был в эту минуту очень злой.

Трудно описать словами что действительно испытывал Макс в то тяжелое для всех время. Боль, безысходность и отчаяние — да. Но с мрачным грузом на сердце он не раз находил силы признаться себе, что так же он испытывал и усталость. Иногда хотел, чтобы уж наступил конец. Пусть мать включит газ, и, может, он даже не уйдет, а ляжет на старую плитку на полу рядом с ней, возьмет ее за теплую худую ладошку. Вот так просто все закончится. С чувством стыда гнал паршивые мысли из головы, заставлял себя взять в руки. Старался не покидать мать, регулярно перекрывал газ у плиты и попрятал все таблетки и режущие предметы, на случай когда ему приходилось уходить в магазин. У них были кое-какие накопления, но денег катастрофически не хватало, и он с горечью понимал, что однажды ему придется идти к отцу с протянутой рукой.