Свое имя

На его месте он, Алеша, никогда не смог бы так. Как будто человек понятия не имеет о гордости. А ведь у него гордости хоть отбавляй. Что же он, на самом деле все забыл, все простил? Нет, так не бывает! Значит, это хитрый, мстительный ход: «Засыпаешься, дружок? Этого и следовало ожидать. Но не падай духом. Я хоть и не имею разряда, а все же подсоблю тебе, выручу, знай мою доброту! А тем временем все увидят, какой ты слесарь!»

Взгляд у Алеши стал ледяным. «Плевали мы на вашу великодушную помощь!»

Митя пришел через час, раньше не удалось вырваться. Алешки возле паровоза не было. На раме лежали гаечный ключ, ветошь и консервные банки с краской, мятым стеклом и пастой. Проверив кран, Митя прищелкнул языком: Алешка почти ничего не успел.

Едва он поставил кран на место, как подлетел Алешка, в лихорадочном порыве прикрыл кран руками, взволнованно зачастил:

— Оставь, пожалуйста. Тебя же никто не просит. Зачем это нужно?

Митя опешил в первую минуту. Но потом доверительно улыбнулся:

— Не будь чудаком. Стесняешься, что ли? С кем не бывает? Иной раз дело заколодится и так упаришься, что выхода не видать. А мы сейчас спокойненько…

— Говорю тебе — ничего не нужно. — Алешка все еще держал руки на кране. — Обойдемся.

— Дурной принцип. А если прокопаешься и не успеешь?

Испуг и настороженность в глазах, во всей фигуре Алешки внезапно сменились выражением расслабленного и слегка насмешливого спокойствия. Он спрятал руки в карманы, снисходительно и вежливо усмехнулся:

— Спасибо за заботу. Но помощь, как говорится, пришла, когда надобность в ней миновала…

— Что значит — миновала?

— А то, что кран я уже сдал.

— Как это — сдал?

— Обыкновенно. Притер и сдал. Разве тебе не приходилось?

— И приняли у тебя?

— Представь себе.

— Шутишь или врешь?

— Никогда не позволил бы себе заниматься этим в рабочее время.

— Ты помазал его, а не притер. Кран притирать и притирать еще, я сейчас только смотрел.

— А Серегин другого мнения. Принял и нарядик вот подписал… — Алешка похлопал ладонью по нагрудному карману спецовки, поднял ключ, стал собирать консервные банки. — Вопрос исчерпан.

Словно желая остановить его, Митя протянул руки.

— Если правду говоришь, то Серегин ошибся. Точно. Да ты что, сам не видишь? — Нервным движением Митя вытащил кран, ткнул в него пальцем. — На этом участке он висит, а кругом просвет. Потечет кран…

Алеша дернул плечом, точно спецовка вдруг стала ему тесна.

— Поставь кран на место. Что за привычка совать нос в чужие дела! Противно!

— Ты обманул Серегина! — Митя опустил кран в корпус. У него не было сил сдерживаться, все в нем клокотало. — Обманул. Не мог он, не мог принять такое… Разве только пьяный. Это липа, обман…

Алешка вызывающе поднял голову, взвизгнул:

— Осторожней на поворотах!

— Давай доделывай. Слышишь? Кран потечет — будешь отвечать…

— Прокурор! — с гневной иронией бросил Алешка и повернулся к Мите спиной, собираясь уходить.

— Халтурщик! — презрительно прохрипел Митя. — Это все равно, что вредительство. Ты… ты и пробу, наверное, таким же способом?..

Алешка повернулся волчком, тонкие нервные ноздри его вздрагивали, в сузившихся зеленоватых глазах забилась холодная, злая радость.

— В-вот оно что! С этого бы и начинал. Разоблачился наконец-то. Так я и знал. Черная зависть заела… «Я приду, мы его добьем». Ангел без крылышек…

Разговор на этом оборвался: подбежала Тоня Василевская, накинулась на Митю:

— Ты же сказал — на десять минут. Особое приглашение тебе? Силкин спешную работу подкинул. Пошли…

Через некоторое время, улучив минуту, Митя побежал к Вере. Хотя она избегает его, выходит на работу в разное время, чтобы не встречаться, хотя не желает разговаривать с ним, он расскажет ей об Алешке — пускай подействует на своего братца.

Веры в нарядческой не было. Выйдя во двор, он задумался. Что делать? Скоро начнут заправлять паровоз, кран потечет, запарит, и паровоз придется погасить. Авария… Сейчас же к Никитину! Пока не поздно.

Беспокойная смена

Не смог бы сосчитать мастер Никитин, сколько паровозов на своем веку выпустил он из ремонта, скольким машинам вернул жизнь. И все же, когда наступала пора выпуска, ему становилось и радостно и беспокойно.

Пока по деталям, по винтикам разберешь машину, пока вылечишь ее — совсем сроднишься с ней, узнаешь, как друга. А перед выпуском всегда немного неспокойно на сердце. Выпуск — это итог работы многих людей, проверка этой работы, экзамен. А паровоз требователен и злопамятен. Во время выпуска он беспощадно отомстит за малейший промах, за самую незначительную ошибку.

Поэтому задолго до выпуска мастеру уже не сиделось на месте. Только что длинную, чуть сутулую фигуру его видели на площадке паровоза, а вот он уже в канаве или в будке машиниста, и заревые всполохи нарождающегося пламени топки играют на его остром, худощавом лице, где в глубоких морщинах гнездится непроходящая усталость.

Сегодня особенный выпуск — на два часа раньше срока. И нужно с особым вниманием осмотреться: люди торопились и, захваченные большим делом, могли упустить из виду какие-нибудь «мелочи».