Своё никому не отдам (СИ)

Посёлки в местах, где с дороги удобно съехать, тоже выглядят оживлённо. Об их приближении красноречиво говорят всходы подсолнухов, тянущиеся вдоль придорожной росчисти — здесь пни выкорчевали ещё зимой. Тепло уже, солнечно. Наталья уселась на козлы рядом с Василием, одетая мальчиком. Она многие вольности себе позволяет, потому что самого царевича краля. Тимоха перебрался на запятки и устроился поверх пристроенного там дорожного сундука. Говорит, что так можно ехать на боку, вытянув ноги. Поэтому в кожаном кузове только Гриша с Агапием поглядывают по сторонам.

А вот и остановка. Тут надо съехать с брусьев и обождать. Впереди ремонт. Оставив кучера дожидаться открытия проезда среди троих тоже задержанных тут возниц, дальше отправились пешком. Ага, вот и землекопы набрасывают грунт на телеги, стоящие длинной чередой. А дальше — обратная картина — сухую, пылящую глину вываливают на насыпь и трамбуют. Судя по всему — крестьяне управились с севом и выбрались на заработки, пока покосы не подоспели.

Ещё пара километров — и придорожный посёлок. Брёвна под навесами, верёвки с развешенным на них мужским исподним, ребятишки носятся. Изба, казарма, сараи. Вправо уходит дорога — разбитая, изрезанная глубокими колеями грунтовка с мутными лужами. Ведь ту деревушку, где жил когда-то Волкер-немчин, они давненько уже миновали, значит тут что-то другое, ранее не примеченное.

— Агапий, Тимофей! Покараульте здесь, чтобы Василий мимо не проехал. А мы поглядим, что там под горой деется.

Гриша, как и подруга, тоже одет мальчиком. Полотняные порты, рубаха. Ноги босые — тепло уже. Только голова у него непокрыта в отличие от Натальи, которая упрятала косу под шапку — обычное «ведёрко», свалянное из шерсти. Могла бы и не трудиться — округлые бёдра натягивают ткань штанов, обозначая весьма аппетитную выпуклость.

А идти по этой дороге неудобно. То и дело под ногами оказываются ветви, набросанные, чтобы колёса не вязли. А вот и просвет впереди. На обширной поляне зелёные всходы, поднявшиеся над чернотой пашни. Вдали изба стоит, белея свежими стёсами, рядом мужики тюкают топорами.

Подошли ближе, а мужик-то один. Молодуха ему помогает. Толковая, однако сноровки ей не хватает.

Гриша завладел её топором и продолжил протёсывать «быка» — тонкое бревно, выполняющее роль стропила. А Наталья с женщиной, набрав щепы, ушли в избу. Вязка основы кровли — дело кропотливое, требующее оглядки и соображения. Царевич пару раз удостоился затрещины за непонятливость и один раз тычка в бок за упрямство, однако, дела не испортил, потому что раньше такую работу делал. На вторых ролях, конечно, как и сейчас. Потом их позвали за стол. Пустые щи, черствый каравай — что ещё нужно работникам?!

— Ты, эта. Оставайся пока хлев доделаю, — хозяин наконец удостоил своего помощника слова. — Харчи обещаю и тебе и девке. Мне ещё овин надо ставить, а там с покосом пособишь. Ну а коли с жатвой управиться поможешь, овса дам два мешка, да ржи, да гречихи, да проса, да ячменя по мешку.

— Спасибо за лестное предложение. Однако посеяли вы в этом году немало. Как же без лошади столько вспахали? — Грише весело и не хочется торопиться с отказом, вот он и отводит разговор в сторону, пытаясь раззадорить мужика на какие-нибудь любопытные высказывания.

— Почему без лошади? Служебную кобылу брал у обходчика за три воза сена к зиме, а плуг, хоть и неважнецкий, дьяк привёз, когда приезжал оброчную сказку составлять.

Понятно, что эта семья — беженцы. Поэтому пристойно спросить:

— И каких мест сюда пожаловали?

— С Бутулина убёгли. Там все поля солдаты потоптали в аккурат, когда зерно уже созрело. Как мы ни собирали, как ни поднимали, а против обычного только треть в амбар попало. А тут княжьи борцы за оброком пожаловали и вымели сусеки, почитай, дочиста. Сын схватился за вилы, как увидал, что не дожить нам до весны. Так и прячется где-то с ватагой таких же, как он, отчаянных головушек. А жёнка его со внуками, да мы со старухой, как оголодали, так сразу сюда подались. Думали в батраки пойти, или в закупы, только бы прокормиться. А оно видишь как обернулось — опять хозяйством обзаводимся.

Знал бы я раньше, что воевода здешний столь разумен, давно бы к нему прибёг. Тут тебе и семена, и инвентарь, и довольствие, да ещё, слышь, сельджуков он напужал так, что они сюда не суются.

— А что, их ты тоже не любишь?

— Не за что их любить. Если покажется им дерзость во взоре — сразу за ятаганы хватаются, орут не по нашему. Не поймёшь, что им надо.

— И грабят, наверное? — наводит Гриша на нужную мысль.

— Вестимо, как же без этого. И безобразят. Только не так как наши. Эти, как налопаются, так и уходят. Не подчистую выметают, и сколько смогут съесть.

— Постой, сын-то твой, выходит, в тати подался. Али в бунтовщики. Он, получается, своим помехи чинит?