Своё никому не отдам (СИ)

— Спасибо, братец. Не понимал я того, что ты мне поведал. Раскрыл глаза. Дальше я уже с оглядкой стану деять, а если что неверное сотворил, исправлять буду. Не вдруг, сам понимаешь, а то, если людишки взбунтуются, с порохом или с пушками неувязки могут начаться.

* * *

Филипп, выслушав Гришу, принялся варить кофе. Напиток редкий и не всем по-вкусу. Наталью, впрочем, прогонять не стал. У отца с дочерью, похоже, давно отношения равного с равным, и даже на пол он ей скидки не делает, как и царевич, впрочем. Прапорщица.

Посмотрел на ладную фигурку суженой. Вот ведь умеет одеться мужиком так, что сразу видно — девка. Даже разводы на пятнистой форме, коим должно всё маскировать и смазывать, и те все к месту. Уж не кисточкой ли она их наносила? С неё станется.

— Поведаю я вам, детки, о том, что было на Земле в то время, когда я ещё жил там. Тогда в богатой стране, Францией рекомой, где говорят на франском, стало быть, языке, купечество сделалось богатым. Однако, люди благородного сословия, а по-русски звались они дворянами и богатство своё имели с земель, где трудились на них крестьяне, этих купцов всячески мордовали. В основном поборами, но и просто обижали высокомерием и заносчивостью. Или не пущали, куда нм потребно было, чтобы выгоду свою соблюсти. Словом, драть с купцов хотели так же, как и с чёрного люда.

А так там дело сложилось, что с торговли или с ремесла доходы стали много больше, чем с оброка или барщины, потому что товары производили на мануфактурах, отчего стало их много, и обороты купцов шибко возросли.

Большая сила в деньгах заключена, а буржуа — ну это если и купцов и ремесленников вместе взять — чуяли притеснение. Вот они и подговорили работников мануфактур и тоже ремесленников, но небогатых, а заодно и городскую голытьбу, на восстание. Сами знаете, голодных подбить на бунт легко. Крови тогда пролилось ужас как много. Даже машину специальную придумали, чтобы головы рубить. И дворян побили без счёту, и потом бунтовщики друг друга убивали, ну, это потому, что спорили, кому из них главным быть. Чем дело кончилось, я не знаю, вынесло меня оттуда в эти места, однако подобные события и у нас возможны. То в Нидерии безобразия происходят, то, вон, в Бриттии народ волнуется. А когда много людей сразу берётся за оружие, так, стало быть, кто-то с большими деньгами позаботился об этом.

Тут-то в Рыссии пока кроме голодных бунтов да усмирений боярского непокорства не случалось ничего, но это дело времени. Да и бунты много хлопот доставляют. Так что, Гриша, ты, вроде как с опережением движешься как раз в том самом направлении, при котором восставать никому не надо. Купцам у тебя вольготно, народ накормлен и при деле. А вот как ещё и от бояр отбиться — не знаю, что присоветовать. Сила у них большая. Это просто повезло нам, что на Ендрике их мало и сидят они тихо. Здешние-то худородными считаются в древних родах. А вот сами эти древние роды — враг это страшный, верно тебя брат предупредил.

* * *

Вот незадача! Раньше думал, что враги — сельджуки. И делал всё так, чтобы от них отбиться. А выходит, что теперь следом за преодолением внешней угрозы возникнет угроза внутренняя. Однако рынд своих он отправил к Тыртову, чтобы тот свёл их в плутонг, обучил, чему следует и отправил куда подальше. У этих сынов боярских, самых именитых, у каждого по нескольку слуг, да ещё из отчих домов посылают пристойное содержание, так что, действительно боязно в таком окружении. Нет у них ни одной причины испытывать к Грише расположение. Кроме напутствия отеческого, пославшего на службу к государю. Они ведь без жалования даже служат, на всём своём. Даже удивляешься, как до сих пор жив ещё, после того, что начудил тут.

Вот оно — средство удержания государя в подчинении! Не надо ему таких охранников. Так что напутствовал парней словом благодарным, сказал, что судьба государства решается нынче на поле брани и выразил надежду в том, что их мужество и воинское искусство устрашат ворога, и самим им принесут славу и высокое положение, коего они, без сомнения достойны.

Речь они с Федоткой три дня писали, а потом на репетицию день затратили. Уж очень важно было обыграть это положение по возможности глаже.

Впрочем, Тыртов недолго терпел у себя этих заносчивых деятельных юнцов. По одному, по два, присваивая им чины прапорщиков, отправлял то в одно место, то в другое, где из-за убыли в боях возникала потребность в офицерах. Оно, конечно, нечестно, но сложившейся практике соответствует. Важно, что сами пожалованные обиды не почуяли, а что по этому поводу подумают их достопочтенные родители — то погодит.

* * *