Свое время

Ольгин голос плыл над головами ненавязчивым фоном; такой знакомый, привычный, он самим своим звучанием поворачивал время на год назад, и еще на год, и еще… Как всегда: благодарности городским властям, перечисление спонсоров, поименные спасибы гостям фестиваля — его имя прозвучало не то третьим, не то четвертым, а кто был раньше, Андрей, к сожалению, прослушал, — и затем до боли же знакомое о катастрофической культурной ситуации в стране, о том, что лишь совместными усилиями… Судя по тому, что катастрофическая ситуация стабильно держалась который год, усилия не пропадали даром.

— А сейчас приветственное слово фестивалю скажет почетный гость, народный артист и народный депутат, любимый наш Сергей Владимирович Полтороцкий!

— У всех есть? — обеспокоенно спросил хэм. — Девушка, вам налить?

Пигалица подняла бритую голову и сказала раздельно:

— Пошел на.

Зарокотал полтороцкий баритон. Привет из властных сфер, наш Президент, мол, мечтал лично присутствовать, но обстоятельства… надеюсь, что и мое скромное общество… посильную пользу…

— Старый пердун, — пробормотала пигалица.

— Это вы зря, — отозвался Андрей. — Сергей Владимирович, во-первых, замечательный актер, во-вторых, мой друг, а в-третьих…

— Вы Андрей Маркович?

— …жанр приветственного слова — в принципе не самый выигрышный даже для самого умного человека, — закончил он; высказывать мысль до конца, независимо от того, пытались ли ее перебить или куда-нибудь завернуть, было его давним принципом.

Хотел добавить что-нибудь насчет ее юного возраста, но не стал.

— А я Арна, — сказала она. — Правда, не ждать же, как дуракам, пока нас представят.

Она говорила тоном человека, убежденного в своей повсеместной известности — не звездные понты, подкрепленные комплексами, а нормальная деловая уверенность, так не сомневаются насчет цвета снега и травы. После мгновенной паузы Андрей вспомнил: действительно, Арна. Как-то так получилось, что он ни разу ее не видел, не пересекался живьем — хотя в отечественном литпроцессе знал, кажется, всех. На свои глянцевые и контркультурные фото она была совсем не похожа.

Улыбнулась:

— В общем, вам я верю. Наверное, правда клевый дядька, зря я про него.

— Совершенно зря. Я вас познакомлю, если хотите.

— Да, неплохо бы. Он же по культурке? У меня в октябре турне с «Кадаврами», вот если бы пробить патронат… Как вы думаете?

На вид ей было лет семнадцать. Она ему определенно нравилась.

— …за нашу невероятную, обворожительную, фантастическую хозяйку! — пророкотал Полтороцкий. — За тебя, Оленька!

Стеценко потянулся через стол с бокалом, чокнулся с Андреем и вопросительно глянул на Арну; та мило улыбнулась ему и подняла бокал, но Виктора опередил хэм со своей энной по счету рюмкой, удачно ткнувшись стеклом в стекло; хотя, возможно, попал и по пальцам, Андрей не видел.

Арна поставила бокал на стол.

Нависла над разоренными блюдами, опершись на столешницу расставленными маленькими руками.

— Я тебе, кажется, сказала, — внятно выговорила она. — Пошел на.

И добавила еще довольно много слов, слушая которые, Стеценко несколько раз судорожно вздохнул, а потом, похоже, решил делать вид, что не слышит. Когда она закончила, никакого хэма в обозримом радиусе больше не наблюдалось.

Арна удовлетворенно выпила.

— А я вас, кажется, знаю. Вы поэтесса? — робко спросил Стеценко.

— Виктор Стеценко, мой друг, — на опережение представил его Андрей. — Хороший писатель, на ярмарке есть его новинка.

— Ух ты! Я куплю.

В том, что она далеко пойдет, не оставалось ни малейших сомнений.

Тем временем первая волна всеобщей жратвы схлынула, началась движуха. Краем глаза Андрей заметил, что Нечипорук поднялся из-за стола и, подхватив бокал, отправился тусоваться; надо было выцепить его, пока не сбежал, причем относительно трезвого.

…Когда (обсудив восточноевропейский проект и по хо­ду несколько других, получив с полсотни приглашений и предложений, из них пару-тройку стоящих внимания, назначив на фестивальные дни с полдюжины встреч и перецеловав в щечку пару десятков знакомых писательниц, а также, изловленный Ольгой, произнеся в микрофон приветственную речь и тост), он вернулся к столу, Арна и Стеценко уже общались негромко и задушевно, удивительным образом преодолев барьеры возраста и разности культурного бэкграунда. Андрей даже залюбовался. И прислушался, не подходя слишком близко: не мог он преодолеть в себе эту хулиганскую привычку, жгучее любопытство сродни соглядатайскому зуду. Да особенно и не стремился, чего уж там.

— Время, — жаловался Стеценко. — Сейчас настолько ускорилась жизнь… Я ведь преподаю, у меня одиннадцать часов в неделю, одиннадцать, представляете? А ведь еще методические планы, проверки студенческих работ, статьи и так далее. А кроме того, я вынужден, да-да, именно вынужден, мы платим ипотеку… заниматься репетиторством, готовить абитуриентов. Когда мне писать?!

— По вечерам?

— Ну что вы… По вечерам они все дома — жена, теща. И Виталика забирают из садика, я вам не сказал? — у нас маленький сын.

— Ух ты, здорово!