Своенравная рабыня

– Почему молчишь? – он скрестил руки на груди, а я, вспомнив, как кэя это же сделал утром, сглотнула: его руки смотрелись красиво, как, впрочем, и голая грудь, плечи, живот… – Решила совсем не разговаривать?

– Нет.

Ответ мог подразумевать противоположность, но меня чего-то так зациклило на утренних образах, что я занервничала вдвойне. Поправила одеяло на коленях, глянула на окно, словно там что-то важное, стянула полы халатика на груди и только после всех манипуляций снова посмотрела на кэя. И лучше бы я не смотрела…

Даже в темноте можно было безошибочно увидеть, куда кое-кто уставился. Мои же руки и указали цель. Не удивлюсь, если еще и воспримет мои движения, как намек. Я резким рывком натянула одеяло аж до подбородка, собралась возмутиться, высказать что-нибудь, но он нагнулся и дернул одеяло на себя. Я не ожидала подобного ответа и выпустила часть одеяла, еще и нагнулась вперед под силой рывка. Услышала, как он втянул воздух носом. Возможно, разозлился. Кто его знает. Но не собиралась сдаваться без борьбы, и стоило ему снова потянуть одеяло на себя, я спрыгнула с кровати, оказавшись с противоположной стороны. Панически осмотрела близлежащие предметы и метнулась к кувшину с водой, но это и была основная ошибка – я оказалась на открытом пространстве комнаты. Я лишь успела вскользь коснуться холодной ручки, как почувствовала вначале его руки у себя на животе, потом меня приподняли и, вернув к кровати, кинули на нее. Я упала на живот, забарахталась, словно в паутине, запутываясь в складках одеяла, покрывала и длинного халатика. Удалось дотянуться до подушки, развернуться и даже замахнуться… А он стоит и смотрит.

Боги, чего я только не придумала. И фантазия такая бурная. Могу поклясться, что чувствовала, как меня удерживают на месте, не дают вырваться. На самом деле это скорее из-за слоев ткани, опутавших ноги.

– Успокоилась? – и такое равнодушие в голосе. Если бы еще и зевнул от скуки, я бы вообще выпала б в осадок.

– Не смей ко мне прикасаться! – и держу подушку обеими руками над плечом. А она не легкая и тянет вниз.

– Я устал. И нет в планах на сегодня усмирять тебя.

– Зачем тогда пришел? – не поверила я, но подушку опустила – тяжеловато.

– Кое-что узнать.

– Спрашивай.

Поговорить – это можно. Я ж ничего не теряю.

– Утром поговорим.

Не знаю, о чем он хотел поговорить и почему лучшего времени, чем поздняя ночь, не нашел, но и задерживать или выпытывать я не собиралась. Кинула подушку обратно, отползла подальше и закопалась в одеяле и покрывале, разбираясь, что пригодится, а что лишнее. В доме было тепло, но не жарко. И если честно я бы предпочла теплую пижамку, а не платье для сна на бретельках и халатик из тонкой ткани. Но меня никто не спрашивал о выборе гардероба. Своего же, по понятным причинам, не имелось. Использовала, что подсунули еще в доме Наслаждений. Нуа-Киала перед отправкой упаковала, как конфетку разноцветными фантиками. Единственное толковое одеяние – это платье и штаны для поездки верхом. Остальное, простите за грубость, можно со спокойной совестью сдать в местный секс-шоп.

– Устроилась?

– Да, – продолжала я сооружать уютное гнездышко на ночь.

– У меня больше кровать.

Я хотела фыркнуть, но остановилась. Что-то больно интонация в голосе изменилась.

– И тайхаской настойки в погребе несколько кувшинов запечатанных.

Я настороженно обернулась. «Зачем он о ней говорит?» – испугалась – это еще мягко сказано. А он наблюдает за моей реакцией и продолжает издеваться.

– Она ж пришлась тебе по вкусу.

– Ее многие любят, – произнесла я осторожно.

– Но не в том количестве, в котором ты, – он ухмыльнулся, я уверена в этом, пусть и не видела отчетливо. – Впервые увидел женщину, осилившую почти две бутылки и не свалившуюся с ног.

– А я сильная на крепкие напитки. Только потом мало что помню.

– Вот оно как.

«Да что ему надо?!» – но на самом деле я не хотела знать ответ.

– Не помнишь? Совсем ничего?

– Когда как.

– Стоит ли напомнить, – он обошел медленно кровать, сокращая расстояние до меня, как хищник, загнавший в ловушку. – А мне понравилось то, какая ты … бываешь.

И тишина. Он заткнулся. Я должна бы радоваться. И я должна была молчать. Пусть заскучает и уйдет. Пусть проваливает! Или я услышу то, чего не хочу ни слышать, ни знать.

«Проклятая настойка, чертова ночь и мое долбанное тело, предавшее меня в момент слабости. Если он скажет хоть слово, я убью его. Это не мог быть он. Это Арияр. Я уверена. Сын Архов. Черт, черт, черт!» – чего я только не наговорила, не произнося вслух. Но думаю, он и так всё понимал. Или хотя бы догадывался. Темнота не может скрыть всего, особенно в помещение с окнами. В темной комнате всегда есть самые мрачные углы, но не в том месте, где стояла кровать.

И я увидела, отчетливо увидела, как уголок его губ дрогнул в усмешке.

– Ты забыла всю ночь или ее часть? Или забыла, с кем провела?

– Что ты хочешь сказать?

– Не притворяйся. Пусть тебя подвела память, но ты уже обо всем догадалась, адания-шая.