Своеволие философии

Летом 1886 года вышла из печати книга «По ту сторону добра и зла. Пролог к философии будущего», работа, о которой Ницше однажды обмолвился, что читать ее будут не теперь, а в году, этак, 2000-м.378 Критика встретила новое произведение философа как обычно молчанием, лишь в сентябрьском номере «Бунда» была помещена нашумевшая рецензия «Опасная книга Ницше», которая чуть было не положила конец пребыванию Ницше в Сильс-Мария. «Заряды динамита, которые использовались при строительстве Готтардского туннеля, были помечены черными, указывающими на смертельную опасность, предупредительными флажками. Только лишь в этом смысле мы говорим о новой книге философа Ницше как об опасной книге. В эту характеристику мы не вкладываем ни малейшего намека на порицание автора и его произведения, – равно как и черные флажки не были вывешены в порицание взрывчатке. Еще меньше могло прийти нам в голову отдать одинокого мыслителя на откуп церковным крысам или кладбищенским воронам, указав на опасность его книги. Взрывчатка как материальная, так и духовная, может служить очень полезным вещам; совершенно необязательно, что она будет употреблена в целях разрушения. Но будет хорошо, если там, где хранится такой груз, будет ясно сказано: “Здесь лежит динамит!”»379. В одном из октябрьских писем своему другу Петеру Гасту Ницше тревожился: «славные обитатели Зильс-Мариа вовсю читали и истолковывали эту статью. Возможно, что в Зильсе я был последний раз».

Однако следующим летом Ницше вновь в Сильс-Мария. Шестой энгадинский сезон длился с 12 июня до 21 сентября 1887 года. В этот приезд, во время работы Ницше над «Генеалогией морали», философа навестили его товарищ со студенческих лет в боннском университете Пауль Дойссен с женой. Друзья не виделись почти четырнадцать лет: «Какая перемена произошла в нем за это время, – писал позже Дойссен, – Не было более ни гордой осанки, ни гибкого шага, ни плавной речи прежних лет. Казалось, он с трудом таскает ноги, речь его была замедленна и постоянно прерывалась. Может быть, это был один из его плохих дней. “Мой дорогой друг, – сказал он печально, указывая на проплывающие вверху облака, – мне нужно, чтобы надо мной было голубое небо, чтобы я мог собраться с мыслями”. Потом он повел нас к своему любимому месту. Я до сих пор с отчетливой ясностью помню поросший травой участок у скалы, под которой бежал горный ручей. “Вот, – сказал он, – где я больше всего люблю лежать и где меня посещают наилучшие идеи”… На следующее утро он повел меня в свое жилье, или, как он выразился, в свою пещеру. Это была простая комната… Обстановка самая что ни на есть простая. По одну сторону стояли его книги, в большинстве хорошо известные мне еще с прежних дней, возле них помещался грубый стол с кофейными чашками, яичной скорлупой, рукописями и туалетными принадлежностями, наваленными в беспорядке, далее – полка для обуви с ботинком и все еще неубранная постель»380.

Лето 1888 года стало последним летом Ницше в его любимых горах.

С 6 июня до 20 сентября он работал тут над «Дионисовыми дифирамбами», и одновременно писал «Сумерки идолов» и «Антихриста».

В одном из последних писем из Сильс-Мария, датированном 7 сентября 1888 года, Ницше сообщал: «В последнее время я был весьма прилежен, – до такой степени, что мне впору забрать назад стенания моего последнего письма об “утонувшем лете”381. Мне даже удалось нечто большее, нечто, чего я от себя и не ожидал… Правда, вследствие этого моя жизнь в последнее время пришла в некоторый беспорядок. Несколько раз я вставал ночами, часа в два, повинуясь «призыву свыше», и записывал то, что перед тем рождалось у меня в голове. А потом можно было услышать, как хозяин дома, господин Дуриш, осторожно открывает входную дверь и выскальзывает наружу – охотиться на серн. Как знать, быть может, и моя охота была охотой на серн… Совершенно удивительный день был третьего сентября. Утром я писал предисловие к моей «Переоценке всех ценностей», самое гордое предисловие, быть может, из всех, что до сих пор писались. После этого я выхожу из дома, и что я вижу? Самый прекрасный день, какой мне приводилось видеть в Энгадине. Сочность всех красок, синева озера и неба, ясность воздуха, – что-то неимоверное… Так казалось не только мне. Горы, белоснежные до самого подножия, – поскольку у нас стояли настоящие зимние дни – только лишь усиливали это сияние»382.

Покинув Сильс-Мария, Ницше отправился в Турин, где и произошло событие, получившее в истории имя «туринской катастрофы». 3 января 1889 года, выходя из дома на Пьяццо Карло Альберто, где он снимал комнату, Ницше увидел, как извозчик избивает изможденную лошадь. Ницше бросился на ее защиту и потерял сознание. Очнувшись после апоплексического удара, он так и не пришел в себя. Последние десять лет жизни философ прожил в беспамятстве.