Свои чужие

Заморозить – это для зрителей. Для всех участников кинопроизводства, заморозка – это провал, отказ, и… Фильм по моей книге не то что не увидит свет, но умрет чуть ли не в самом начале своего зарождения.

И в глазах моих щиплет от обиды. Вот почему так? Почему? Блин, да лучше бы мне вообще ничего не предлагали, чем вот так. Окунуться в это, размечтаться, выпустить на волю детское и заветное, то, что я себе позволяла, когда еще умела мечтать, а не когда это умение мне напрочь отшибло взрослым цинизмом.

– Полина, я правда понимаю, как для вас это обидно, – негромко произносит Кирсанов, и в его голосе я чувствую искреннее сочувствие. – Но знаете, сколько спонсорских средств будет отозвано, как только будет обнародован сценарий фильма? Мы концы с концами не сведем. Абсолютно. И это будет провал, а какой смысл, зная об этом, на это соглашаться?

– Как только? – чуть вздрагивающим голосом уточняю я. – То есть еще не обнародовали?

– Еще нет, – Илья Вячеславович морщится и качает головой. – И пока не обнародовали – мы еще можем делать вид, что у нас все в порядке, но тут вопрос дня-двух. Сценарий украден вчера. Есть вероятность, что вор просто еще не нашел времени оцифровать распечатку. Может быть, они хотят, чтобы мы сценарий выкупили – это был бы еще приемлемый, хоть и поганый вариант, если, конечно, не будут сделаны копии. Но опять-таки, я уже успел навести справки – среди известных мне охотников на сценарии слухи о “Фее-крестной” не ходили. Маловероятно, что удастся обойтись без огласки.

Самое паршивое в этой ситуации – нужно бы держать лицо. Хотя не хочется, хочется только разреветься. Для меня ведь это было как маленькое чудо, я поэтому так легко ввязалась именно в съемки, мне хотелось увидеть, как мое самое заветное желание воплощается в жизнь. Я хотела увидеть рождение этого фильма от первого и до последнего кадра, а уж авторский предпоказ мне снился в самых радужных сказочных снах. И вот теперь – облом. Заморозка. И нет, разумеется, я с этого что-то поимею, формально Дима – сотрудник Кирсанова, виноват он, издательство наверняка отсудит и себе, и мне какую-то компенсацию. Но… Это деньги. Только деньги. А воплощенной мечты у меня уже не будет.

– А если ты сменишь только книгу-первоисточник? – вдруг произносит Варламов, глядя куда-то в пространство. – У Полли есть не одна пригодная к экранизации книга. Мы потеряем три недели. Но это же проще, чем тебе начинать какой-то новый проект?

Кирсанов бросает на Диму красноречивый взгляд.

– И как по-твоему я это объясню спонсорам?

– Так и объяснишь, – Дима пожимает плечами, – по вине сотрудника произошел форс-мажор, но ваши средства не пострадают, господа-вкладчики, мы уже работаем над альтернативным проектом.

– Часть откажется.

– Да брось, – рвано выдыхает Варламов, глядя в одну точку, – у тебя имя и репутация. Они же хотят получить прибыль со своих денег, не так ли? Они вкладывают в тебя, а не в конкретный сценарий. Ты приносишь бабки, Илья. Ты сроду не вписывался в невыгодные проекты.

– Дим, что за прожектерство? – утомленно спрашивает Кирсанов. – У нас нет синопсиса, и договор с издательством Полины составлен на другую книгу.

– Я сделаю тебе синопсис к послезавтра, – тихо откликается Дима. – Новый сценарий выработаю за две недели, без зарплаты. Убытки все вписывай в иск, взыщешь с меня же. Неужели ты не сможешь выкрутиться из ситуации?

– А какая мне выгода в этом? – емко интересуется Кирсанов. – Ты предложил мне этот проект и так налажал уже на старте. Предлагаешь мне согласиться на твой проект еще раз? И ради чего?

Что забавно, я слышу совсем не то, на чем акцентирует Кирсанов. Я слышу: “Ты предложил мне этот проект…”

Серьезно? Я это правильно понимаю хоть?

– А ты хочешь что-то конкретное? – Дима тем временем остро смотрит на Илью Вячеславовича.

– Пять лет эксклюзивного договора, – Кирсанов щурит свои темные глаза. – И половина твоей зарплаты в первые два года уходит в мой фонд на возмещение убытков. И ни влево, ни вправо, ни в какие другие проекты ты не ввязываешься, дружок.

– Предлагаешь мне влезть в твою кабалу? – саркастично интересуется Дима.

– Ты же предлагаешь мне согласиться на целую кучу проблем со спонсорами и переоформлением договоров, – хладнокровно откликается Кирсанов. – Ты хочешь, чтобы у госпожи Бодлер была экранизация? Окей, я оценил этот твой порыв. Но будешь ходить в моем рабстве, раз такой кретин.

Я вижу, как твердеет Димино лицо, как обостряются скулы и сужаются глаза. Предложение ему насмерть невыгодно, это очевидно.

– Готовь документы, – хрипло выдыхает он. – Хотя я и не понимаю, на кой черт тебе такой косячащий сотрудник.

– А что тебя, уволить? – скалится Кирсанов. – Освободить от работы? Нет уж. Будешь пахать столько, что сам пожалеешь. И только на меня, потому что виноват ты передо мной.

У меня идет кругом голова. Вот, правда. И я… Я не понимаю, что в этом случае делать мне.

– То есть мы будем снимать фильм по другой моей книге? – медленно спрашиваю я.

Кирсанов, явно закончивший играться с Димой в вербальный пинг-понг, поворачивается ко мне.