Свои и чужие - интриги разведки

Четыре месяца вел свою работу переводчик разведотдела штаба Северо-Западного фронта, не являясь официально, то есть по должности, следователем. Критики Орлова уже в ходе войны и в последующие годы не раз припомнят ему данный факт. Они забудут, что он был младшим офицером, а следовательно, обязан был беспрекословно подчиняться приказам. Именно по приказу он и вошел в состав комиссии, отдавая себе отчет в последствиях этого шага.

Несмотря на все трудности, ему удалось проверить и допросить массу людей.

Орлов установил, что около военного министра длительное время крутился некий делец Альтшиллер, который, по оперативным данным политической полиции и контрразведки, являлся австрийским шпионом. Однако оперативные данные следственным путем не подтвердились, что весьма разочаровало высокое начальство.

Орлов проверил еще один факт из обвинительного набора. Перед войной трое российских военных изобрели оригинальную дымовую шашку с хорошими боевыми характеристиками, однако новинке не давали хода, и в войска она не поступила. А вот немцы запустили в производство почти аналогичную шашку и успешно применили ее в первых же боях с французами.

Но и в этом случае однозначно доказать прямой умысел в действиях Сухомлинова не удалось, хотя, и это следует подчеркнуть, Орлов очень хотел продвинуть следствие вперед по шпионской версии. Следственная комиссия собрала большое количество материалов, дело составило более шестисот страниц.

Вновь обратимся к дневникам Михаила Лемке: «…есть, как говорит прапорщик Орлов, достаточно данных для привлечения не только за получение «комиссий», благодарностей и т. д., но и за преступное бездействие в деле обороны страны». Заметим, что о шпионаже, то есть о предмете своего исследования, Орлов не говорит — ему достало твердости признать бесплодность поисков в этом напралении.

В сложном положении он оказался и в ходе расследования нашумевшего дела жандармского полковника Сергея Николаевича Мясоедова. Лишь в наши годы исследователям удалось доказать, что этот офицер не состоял на службе у вражеской разведки. А в ходе войны и еще долго после нее обстоятельства дела не казались столь однозначными.

Для начала отметим, что сотрудник спецслужбы, каковым являлся Мясоедов, должен иметь незапятнанный мундир, его действия в сфере тайной борьбы, да и во многом личная жизнь, не должны быть «терра инкогнито» для вышестоящего начальства. В противном случае, зная изощренность и вероломство противника, его могли заподозрить в двойной игре, доверие улетучивалось мгновенно.

С этих позиций оценим Мясоедова. Заведуя жандармским отделением на пограничной станции Вержблово, он не раз принимал подарки от лиц, пересекающих государственный кордон. Неоднократно сам переходил границу и в охотничьем домике германского императора Вильгельма II обедал с последним и пил за его здоровье. В секретной служебной характеристике появилась запись: «склонен к злоупотреблению властью». Отмечался у полковника и еще один, весьма опасный для офицера органов безопасности, порок — жажда денег. Он погряз в торговых сделках, в том числе совершаемых на грани или даже за гранью закона.

Опытный в делах розыска Мясоедов умело уходил от ответственности, изворачивался как мог, но в итоге все же был уволен со службы.

И вот в начале мировой войны бывший жандарм благодаря протекции военного министра Сухомлинова снова в строю, и не где-нибудь в передовом полку, а в разведотделе армии.

Этим обстоятельством, по всей видимости, заинтересовалась служба шпионажа германского генштаба, и там приняли решение скомпрометировать Мясоедова. Он «подставился» под удар, чего не случилось бы, командуй он пехотной ротой или батальоном.

Операция начиналась так. Из плена бежал поручик 23-го Низовского полка Яков Павлович Колаковский (в некоторых исследованиях — Кулаковский). Проведя несколько месяцев в лагере для военнопленных, он решил, что выбраться из этого ада можно, лишь согласившись стать немецким агентом. Объявив себя украинцем, а их выделяли среди других пленных в расчете на использование в сепаратистских выступлениях, Колаковский сумел втереться в доверие к администрации и предложил себя в качестве агента. Вербовка состоялась, и с поддельным паспортом он направился на родину через Копенгаген.

Прибыв в город, поручик не замедлил явиться к российскому военному представителю с повинной, подробно описал полученное от неприятельской разведки задание, в том числе указание немцев связаться с Мясоедовым.

Опытный в такого рода делах военный представитель, предвкушая удачу с разоблачением шпиона и зная предыдущую скандальную эпопею бывшего жандарма, незамедлительно дал подробную телеграмму в столицу, а затем переправил туда и самого Колаковского.