Свои по сердцу

— …и скажем ему так, — продолжал не слушая отчаянный дядя Вася, — дескать, ваш гость, ваше сиятельство, сегодни песни пел и нас вовлек, и через тое самое работники мы были никакие — не косили, а песни пели, и потому мы требоваем возмещения убытков, хоша бы и не на полную сумму, а так, чтобы, к примеру, на брата по бутылке…

Мужики обозвали дядю Васю всеми и всякими нехорошими словами-именами и сказали, что они не пойдут к барину, а ежели ему, дяде Васе, хочется срам принять на свою голову, так пусть он его и принимает, а заодно позорит и семейство свое.

— Случаем хочу попользоваться, — угрюмо отозвался дядя Вася. — Они такие богатые, а мы такие бедные…

И зашагал к усадьбе, и спустя короткое время на крыльцо вышел к нему именитый гость, сел рядом с ним на ступеньке.

— Что скажешь, дядя? — спросил он, хотя по глазам — плутоватым и маленьким, бегающим и вынюхивающим — догадался, что придется ему, Федору Ивановичу, раскошелиться, но требовалось выяснить, по какому поводу.

— Чем могу служить? — проговорил он, едва сдерживая смех: уж очень комичен с виду был дядя Вася.

— Служить можешь, — ответствовал смекалистый дядя. — Потеряли мы, то есть мужики и я тоже, полдни с твоими песнями, добрый господин-барин. И вот я пришел, чтобы стребовать. По закону, который за мужика.

— Так, — коротко ответил Федор Иванович. — Но ты мне статью назови, мне статья нужна, тогда я тебе враз целковый отпишу!

— Целковым не отделаешься, — подумав, произнес дядя Вася и исподлобья оглядел Федора Ивановича, размышляя, сколько же надо спросить с неупирающегося человека… И какую ему статью придумать? Барин, само собою, никаких мужицких статей не знает, ему што хошь назови. Не спросить ли трешку? Себе рубель, остальные мужикам, пусть выпьют с устатку и доброго разумения. — А три рубли! — выпалил дядя Вася и испуганно голову в плечи втянул, опасаясь, что сейчас барин вынет из кармана пистолет и даст два заряда в затылок. Однако ничего похожего не случилось, — наоборот, Федор Иванович только сказал: «Дешево запросил, дружок!» — и пальцы левой руки его вошли в карман и там стали что-то отыскивать.

— И мне рубель за придумку, ваше сиятельство, — с хитринкой в голосе произнес дядя Вася.

Шаляпин нашел у себя в бумажнике две синеньких, одну он протянул просителю; тот вскочил и, прежде чем взять кредитку в пять рублей, изрек:

— А ты пой еще, ваше сиятельство, мужики тебя завсегда поддержат!..

ШУТКА

1

Под Новый год давали «Мефистофеля» Бойто с участием Шаляпина в заглавной роли. Опера затянулась, последний акт начали в двенадцатом часу. Торопясь на встречу Нового года, Шаляпин, не снимая грима, надел шубу и шапку, вышел из театра и сел в сани извозчика.

— На Малую Морскую, — сказал Шаляпин. — Рубль. Постараешься — получишь на чай. Гони!

Извозчик смекнул, что в его сани сел щедрый барин, каких ему не часто приходилось возить. В этот день ему не везло: он заработал только два рубля, а хозяину нужно было отдать три. Старый извозчик все надежды свои возложил на щедрого барина. Нахлестывая кнутом лошадь, беспокойно вертясь на облучке, он поминутно оборачивался и говорил:

— Сейчас! Мигом! Под самое это шампанское! Раз, два — и доставлю!

— Не лошадь у тебя, а водовозная кляча, — нервничая, проговорил Шаляпин. — Дай-ка я ее огрею! Подай кнут!

Шаляпин привстал, поднял было над головой своей кнутовище, но, рассмеявшись, опустился на сиденье. Лошадь, повернув голову, скосила на него глаза и побежала что было сил. Извозчик вздохнул.

— Боится вас моя Нюрка, — сказал он, чмокая губами. — Веселый барин, как погляжу!

— Да гони ее, черт тебя! — закричал Шаляпин. — Гляди, опять шагом пошла. Этак мы, Иван Иваныч, в первом часу приедем!

— Зачем в первом! — нахлестывая свою Нюрку, отозвался извозчик. — Приедем в самый аккурат, ваше сиятельство! И зовут меня не Иваном, а Никитой. Я есть Никита Петрович Лыков, прошу, извините меня, запомнить. И вот-с вам и собор, через две минуты и Малая ваша Морская.

— Старайся, Никита Петрович, старайся, — сказал Шаляпин. — А ну, стегни разок Нюрку!

Было двенадцать без десяти минут, когда взмыленная лошадь остановилась у подъезда высокого дома неподалеку от Вознесенского. Шаляпин дал Лыкову бумажный рубль и, выйдя из саней, стал искать в кармане шубы мелочь. Крупные деньги — они лежали в бумажнике — для чаевых не годились. Лыков, наблюдая за барином, сказал:

— За такую поездочку, ваше сиятельство, вот как прибавить надо! Да вы в грудном кармашке поищите, в грудном кармашке, ваше сиятельство!

— «В грудном кармашке»! — смеясь, передразнил Шаляпин. — Да ты знаешь, с кого прибавку требуешь?

Он и не думал о том, чтобы пошутить над этим сгорбленным, старым человеком, — просто ему было хорошо, весело, чувствовал он себя здоровым, счастливым, знаменитым, и ему казалось, что каждый, кто слушает его, становится таким же счастливым человеком.

— А ты знаешь, кто я? — спросил он, ближе подходя к Лыкову.

— Как не знать, — хихикнул извозчик. — С хорошего барина требую прибавку. Уж такой барин, что…