Свои по сердцу

Книга раскупалась, как хлеб.

Школьники читали ее, как некий учебник географии, в котором для лучшей усвояемости были добавлены приключения. Взрослые, по совету детей, среди дел и забот наскоро пробегали одну-две страницы и уже не могли оторваться, забывая дела и отдыхая от забот.

Из дома в дом летела весть: «Вышла интересная книга, спешите купить ее, вы не раскаетесь, вы не заснете, забудете все на свете и даже почувствуете легкое головокружение после путешествия на воздушном шаре».

Газетные обозреватели и солидные критики вынуждены были очень серьезно отнестись к предложенной им для отзыва книге. Один из них, наиболее откровенный, скромный и честный, на страницах газеты признался, что он ничего не знал об Африке, — все недосуг было прочесть и узнать, и вот ему преподнесли эту страну, ее климат, животный мир, растения в такой увлекательной форме, что хочется сказать автору: «Большое спасибо, добрый, талантливый Жюль Верн!»

Прошел месяц, и Этцель приступил к подготовке второго издания. В качестве иллюстратора он пригласил Риу, — этот художник давно мечтал о такой именно книге. Она вышла, поступила в продажу; бюро газетных вырезок прислало издателю тридцать печатных отзывов. Жюль перевязывал шелковой тесьмой письма от читателей: белой от женщин, синей от мужчин. Писем от мужчин было больше.

— На завтра к обеду котлет, анчоусов, рыбы, — говорил Жюль Онорине. — Я все еще голоден! Я очень долго думал о читателе и наконец получил право подумать о себе.

Роман Жюля очень скоро перевели в Петербурге на русский язык; роман вышел под названием «Воздушное путешествие через Африку»; книга была издана Головачевым. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин писал о ней в «Современнике»: «… Ребенок не встретится здесь ни с благонравным Ваней, ни с обжорливою Соней, ни с лгуном Павлушей, рассказы о которых так тлетворно извращают детский смысл, но сразу увидит себя окруженным здоровой и свежей атмосферой. Он увидит, что автор не обращается к нему, как к низшему организму, для которого требуется особенная манера говорить с картавленьем, пришепетыванием и приседаниями и которому нужны какие-то особенные „маленькие“ знания: он поймет, что ему дают настоящие знания, что с ним говорят об настоящем, заправском деле…»

Жюль задумывал новый роман. Еще пять-шесть месяцев, и на столе Этцеля должна лежать рукопись размером не менее десяти листов.

— О чем же ты будешь писать? — спросила Онорина.

Муж ее задумался. У него было много планов, но сейчас особенно сильно беспокоил один.

— Сен-Клер Девиль, геолог, с которым я недавно познакомился, — ответил Жюль, — предложил мне идею интереснейшего романа. Он должен называться так: «Путешествие к центру Земли». Мой новый друг сам спускался в кратеры погасших вулканов; Девиль представляет собою готовый образ ученого-мыслителя, не жалеющего жизни своей ради науки…

— Мой бог! — всплеснула руками Онорина. — Ты должен написать этот роман в пять-шесть месяцев! Ты закабалил себя! Ты совершил оплошность!

— Может быть, я переоценил свое здоровье, — спокойно проговорил Жюль. — Два романа в год — совсем немного. Этцель ничего не навязывал мне, я добровольно согласился с его предложением давать в год два романа. Зато двадцать тысяч франков, моя дорогая! Этцель нашел меня, он указал мне мою золотую жилу! А я, как тебе известно, умею работать по десять часов в сутки.

— Иногда ты работаешь и двенадцать часов!

— Значит, нет нужды волноваться. На следующей неделе мы отправляемся в Нант, там пробудем до сентября, и, как только вернемся, я немедленно сажусь за «Путешествие к центру Земли».

Глава двадцатая «КОЛОДЕЦ И ВЕДРО»

Пьер и Софи Верн состарились. Старшая сестра Жюля вышла замуж и жила в Лондоне, младшая служила в пароходной компании в Гавре. Поль в качестве офицера флота плавал по морям и океанам.

Нант застраивался новыми домами, через Луару был перекинут железнодорожный мост. Мадам Дювернуа сгорбилась и ходила опираясь на палку. Родители Жанны умерли. Мадам Тибо закрыла свою книжную лавочку и открыла парфюмерный магазин, находя это более выгодным делом: все ровесники ее — а ей исполнилось семьдесят пять лет — хотели казаться моложе и для этого прибегали к помощи косметики.

Старый адвокат Пьер Верн обнял молодого писателя Жюля Верна и расплакался.

— Ах, Жюль, Жюль, — сказал он, — все-таки ты…

И не договорил: к нему подвели внука, которым он и занялся, предоставив в его распоряжение свою бороду, очки и цепочку от часов.

— А я пойду по местам моего детства — сказал Жюль. — Я уже в том возрасте, когда на свое детство смотришь как на самое светлое, что было в жизни.