У Бессона каждый кадр — это образ: Никита не просто посажена в камеру, это какие-то низкие клетки, ее там содержат как животное, и сразу возникает ощущение, образ — это животные, сидящие в этих клетках.
А у Бэдхема они сидят совершенно нормально в обычных камерах. Вроде бы маленький нюанс, вроде бы разница-то небольшая — чуть другой ракурс, кинокамеру поставили тут повыше, а там пониже. Но сразу меняется ощущение, сразу меняется образ: у Бессона ощущение странности, а тут ощущение реальности и конкретности. Такое тоже может быть, только это уже не произведение искусства, это коммерческое кино, оно уже другое.
В сцене допроса Никиты ее бьет следователь, и она падает. У Бессона мы даже не видим самого этого момента, мы наблюдаем все происходящее сквозь щель под столом. А у Бэдхема все это совершенно конкретно — Никите реально дают по морде, и в кадре она падает. Что производит более сильное впечатление?
На меня, безусловно, первое.
Вот в чем разница — в первом случае творит
Правда, в этой дилемме есть маленькая хитрость, она не так проста. Дело в том, что, для того чтобы стать серьезным художником в нашей профессии, надо сначала стать
6. Игра со зрителем
Воображение
Предположим, вам надо снять некую сцену. До вас подобных сцен снималось бесчисленное количество.
Как же найти свое решение?
Каким путем пойти?
Прежде всего, надо определить,
Я полагаю, все вы понимаете разницу между порнографическим кино и эротическим. В порнокино вам показывают все подробности, включая гениталии, в эротическом они от вас скрыты. По тому же принципу, мне кажется, отличается произведение искусства от какого-то ширпотреба. Все дело именно в этой разнице.
Большинству зрителей, если только это не обуреваемые жадным интересом к запретному подростки, порнуха через тридцать секунд, максимум минуту, уже неинтересна, им скучно это смотреть. Есть, разумеется, любители, но это небольшой процент, поверьте. В основном же людям, интересующимся сексом, намного интереснее смотреть эротику, потому что там
У Анатоля Франса есть такой замечательный роман «Остров пингвинов». Очень остроумный роман, там есть сцена, где самая уродливая пингвиниха на острове, на которую вообще никто внимания не обращает, сооружает себе какой-то наряд, напяливает его на себя и мгновенно становится самой популярной пингвинихой, обойдя всех обнаженных красавиц. Почему?
Потому что всё
Когда мы даем зрителю возможность что-то додумать, довообразить, он нам очень благодарен. Во-первых, он понимает, что режиссер относится к нему с уважением, подсознательно, разумеется, понимает. Во-вторых, ему просто интереснее смотреть фильм, когда он может что-то доиграть у себя в голове, дофантазировать.
Это не обязательно должна быть интимная сцена, хотя, по моему убеждению, и в интимной сцене всегда
Я сейчас все это немножко шутливо рассказываю, но на самом деле это очень серьезный момент в искусстве —
Когда вы обдумываете сцену, когда вы придумываете мизансцену, то, конечно же, только от вас зависит, что вы решаете показать зрителю, а что от него утаить. И это, в частности, не просто ваше решение, это, по сути, и есть
Мне лично всегда интереснее, когда от меня что-то утаивают. Мне, скажем, любопытно смотреть, как на экране крупно снятый рот что-то ест, и я еще не понимаю, кто это, но я уже вижу по этой детали,