Свой с чужим лицом

Шубин и сам не находил себе места. Состояние привычное. Порой устанешь до крайности, ноги еле тащат, мечтаешь о минуте покоя, а полноценный восьмичасовой сон, так это вообще из области фантастики. Когда же настает покой, приходит нервный зуд, начинаешь беспокоиться. Это вполне объяснимо. Ведь такие дела мимо тебя проходят!

Две недели прошло с того дня, как они вернулись из рейда в Булатово. За спасение Насти Томилиной разведчики заплатили несколькими жизнями, и это до сих пор ее мучило. Тарарам в селе, столкновение с немецкими, извините, коллегами в заброшенном Свято-Успенском монастыре, мелкие чудеса с участием тамошнего батюшки отца Кирилла. Все это ярко стояло перед глазами лейтенанта.

Умирали люди вокруг него, войска несли тяжелые потери. Из погибших ребят, воевавших под началом Шубина, уже можно было сформировать роту. Их лица отпечатались в памяти, жгли ее как раскаленное железо.

Полк, в котором он служил, понес такие потери, что был расформирован. Боеспособные кадры переводились в другие соединения. Вместе с ним и Настей от взвода уцелели четверо, отделались царапинами.

Все они попали в сводную оперативно-тактическую группу генерала Катукова. Это соединение состояло из танковой бригады и стрелковой дивизии, использовалось в качестве тарана на западном направлении.

За неделю боев полк, в котором теперь служили разведчики, поредел до пары батальонов. Погиб комполка Рябинин. Выбило почти всех командиров, особенно нижнего звена.

– Наслышан о твоих подвигах, будешь отвечать за разведку в моем полку, – сказал лейтенанту майор Суслов, временно исполняющий обязанности комполка. – Сформируешь взвод, наберешь себе толковых людей, если выживешь. Но пока не до этого, действуй с теми, кто есть. Бери взвод погибшего Московченко. В нем тридцать штыков, и ребята славные, не последние неумехи. Когда пойдем на Волоколамск, будешь у меня в резерве.

К западу от столицы разверзся огненный ад. Немцы сопротивлялись так, словно за спиной у них находился Берлин, пятились, хватались за каждый клочок земли. Погиб Гулыгин от шальной мины. Она взорвалась у бойца за спиной, оторвала ноги. Погиб Саня Левашов. Немцы предприняли контратаку, прорвались через перелески на мотоциклах. Саня, с ним еще трое отстреливались из березняка, задержали колонну. Левашов лег последним, подорвав мотоцикл.

Настю Томилину с этого дня Шубин оберегал, держал при себе, удивлял командиров и солдат, но в пекло не пускал. Когда она выходила из-под контроля, он устраивал ей суровые сцены. Девушка замкнулась в себе, утратила образ той бой-бабы, которой была пару месяцев назад. Он до сих пор не мог разобраться в своих чувствах. Настя прикипела к лейтенанту, а он по-прежнему держал ее на дистанции.

От Лиды Разиной, засидевшейся в партизанах у полковника Моисеевского, не было вестей. Отряд воевал в вяземских болотах, сведений о его разгроме не поступало. Но и к своим он не вырвался.

– Не пойму я твоих отношений к этой Томилиной, лейтенант, – проворчал майор Суслов. – Баба сохнет по тебе, а ты… неуверенный какой-то. Она что же, и впрямь такая способная разведчица, как ты расписал? Если хочешь, пристрою ее в штаб дивизии, пусть бумажки в канцелярии перекладывает. Странный ты, лейтенант, прямо как собака на сене. Сам не ешь и другим не даешь.

Война захлестнула его, вытеснила из головы все странные мысли.

В штабе не возражали насчет перевода товарища Томилиной в действующую армию. Женщины мобилизации не подлежали. У нее всегда была возможность вернуться к мирной жизни. После гибели Гулыгина и Левашова эта тема для Насти стала табу. В данный момент девушка находилась при штабе в безымянной деревушке Волоколамского района, и Глеб вздохнул свободно.

Части сводной группы вгрызались в город, а его люди бездействовали.

Лейтенант нервничал, блуждал вдоль обочины. Легкий морозец пощипывал кожу.

Карабаш махнул рукой и полез в кабину. Парень поседел за две недели, боялся смотреть на себя в зеркало. Асташкин успокаивал товарища. Дескать, не бери в голову, Леха, седина украшает мужчину. Это те же шрамы. Девки любить будут. Я тоже весь седой, только не знаю об этом, потому что волосы светлые.

По дороге прогрохотали тяжелые танки «КВ», оставив после себя тяжелую вонь.

– Ну, все, фрицы, капут вам в натуральную величину! – со смехом проговорил какой-то красноармеец.

– Товарищ лейтенант, долго еще стоять? – покричал сержант Пахомов, ладно сбитый плечистый малый.

– А я тебе горсправка? – огрызнулся Глеб. – Сколько надо, столько и простоим. А мы почему такие лучезарные? – Он покосился на братьев-близнецов Ваниных, свесившихся с грузовика уральских сталеваров, пришедших на войну прямо из мартеновского цеха.

Оба веселые, ушастые, сделанные под копирку, такие одинаковые, словно в глазах двоится.

Неделю назад произошел конфуз. Шубин только прибыл, успел лишь переговорить с Сусловым, как последовал приказ в темпе занять деревню Лебядино, оставленную противником, и выставить на западной околице пулеметный расчет. Немцы ушли из нее полчаса назад, а может, только притворились.