Свой с чужим лицом

Русые волосы неслись за ней, трепетали на ветру.

– Ты куда? – чуть не хором выкрикнули Барковский и Пастухов, но она лишь отмахнулась.

Это было сущее безумие. Парни в отчаянии выли, долбили землю. Девушка с непокрытой головой отдалялась от них.

Шубин припустил параллельным курсом, не мог ее оставить без присмотра. Он бежал, пригнувшись за кустарником, потом распластался, ободрал живот о какие-то сучки, вполз на косогор. Антонина была слишком далеко от него, чтобы Глеб мог поддержать ее огнем.

Не пришло ей в голову ничего другого, кроме как изобразить дружелюбно настроенную пьянчужку. Девушка, пошатываясь, брела по дороге, что-то пела, танцевала!

Шубин онемел. У него возникло такое ощущение, что Антонина Сотникова сошла с ума. Она смеялась, отплясывала, волосы реяли на ветру. Как-то незаметно распахнулись полы полушубка, обозначилась узкая талия, перетянутая бечевой. Ноги девушки перепутались, она чуть не упала.

В кузове головного грузовика раздался дружный гогот. Антонина выдохлась, но снова стала притоптывать, постукивала валенками друг о дружку, делала какие-то неприличные жесты, словно собиралась удовлетворить всю колонну.

Первая машина со скрежетом остановилась. Распахнулась дверь, высунулась оскаленная физиономия водителя. Спрыгнул на дорогу жилистый роттенфюрер с автоматом в руках. Он направился к женщине, задумчиво уставился на нее, потом начал как-то глумливо ухмыляться.

Антонина обессилела, подошла к немцу на подгибающихся ногах, вдруг ахнула и повалилась ему на шею.

Солдаты гоготали. Роттенфюрер отдирал от себя прилипчивую бабу, а она что-то лепетала, ластилась к нему. Все это выглядело безумно, но как-то убедительно.

– Это сумасшедшая русская баба! – прокричал роттенфюрер. – Она не пьяная, от нее не пахнет!

Солдаты веселились.

Шубин приподнялся, глянул через плечо. Работа за поворотом подходила к концу. Саперы установили две мины, разровняли руками дорожное покрытие и уже прытко удирали в лес.

– Оставить в покое эту чертову девку! – прозвучал командный окрик.

Шубин напрягся. Эсэсовцам закон не писан. Они могли и пристрелить девушку. Но солдаты были настроены благодушно, признательны Антонине за выступление. Роттенфюрер взял ее за шиворот, оттащил к обочине и спихнул в кювет. Девушка заскользила вниз, махая руками, не удержалась, повалилась в кашу из грязи и снега.

Солдаты потешались. Им понравилось это представление. О том, в чем был его смысл, они даже не задумывались.

Колонна двинулась дальше.

Шубин облегченно перевел дыхание.

Солдаты ржали, тыкали пальцем в девицу. Она возилась в кювете, вылезла оттуда на четвереньках, побежала в лес. Вдогонку ей неслись скабрезные выкрики.

Взрыв прогремел под колесами головной машины. Отвалились колеса, искореженная кабина рухнула на проезжую часть. Многие фрицы, сидевшие в кузове, пострадали, остальные с воплями выпрыгивали оттуда.

По вражеской колонне прошелся свинцовый шквал. В течение четверти часа на опушке бушевал ад.

Основные силы партизан задерживались, долго шли в обход. Дорога оказалась дальней и тернистой. Дюжине бойцов пришлось отдуваться за всех. Солдат из головной машины они косили в упор, без жалости добивали раненых. Залихватски свистел Ленька Пастухов, опустошая магазин. Тарахтел ручной пулемет. Сначала он шпарил без остановки, затем – короткими очередями по одиночным мишеням.

Колонна встала, дорога оказалась блокированной. Уцелевшие солдаты пытались спастись, искали укрытия на ровном месте. Снег обильно оросился кровью. В колонне было пять грузовых машин. Они перевозили роту эсесовцев.

Второй грузовик стал сдавать назад, но столкнулся с третьим, водитель которого не отличался сообразительностью.

– Назад! – истошно выкрикнул офицер.

Замыкающая машина стала сдавать. Вскоре все уцелевшие грузовики пришли в движение, тоже попятились.

Пули рвали брезент, убивали и ранили солдат. Два окровавленных тела перевалились через задний борт, разлеглись под колесами. Водитель давил своих же товарищей.

Пехотинцы покидали машины, рассыпались вдоль дороги. Ответный огонь был открыт с опозданием. Немцы уже понесли большие потери. Шубин лежал за деревом, ловил в прицел перебегающие фигуры. В стане противника царила суматоха. Одни пятились назад, другие порывались наступать.

Офицер находился в кабине предпоследнего грузовика. Голосовыми связками его природа не обделила, но перекричать весь этот балаган он не мог, а вести солдат в бой лично почему-то не решался. Покрикивали младшие командиры. Весь личный состав уже покинул транспортные средства. Солдаты лежали в снегу, беспорядочно стреляли.

Партизан, лежавший слева от Шубина, совсем молодой паренек, вскрикнул и схватился за простреленный живот.

Остальные держались. Бил с фланга пулемет, ревел как самолет-истребитель Федор Ванин, опустошая диск.

Противник начал переходить к активным действиям. Солдаты встали и двинулись вперед. Со стороны поля велся непрерывный огонь. Пули буравили снег, сбивали кору с деревьев.

Снова кто-то вскрикнул, перевалился на спину.

– Держитесь, братцы! – прорычал Шубин. – Выстоим, немного осталось!