Свой среди чужих

Официальной датой моей смерти, зарегистрированной в полицейских протоколах, стало 7 августа 1944 года. Дежурному в полицейский участок около десяти часов утра поступило около десятка звонков от граждан, сообщивших о стрельбе в одном из домов на Кенигштрассе. К месту происшествия сначала приехала полиция, а спустя какое-то время приехала специальная машина и увезла два тела в морг. «Скорая помощь», прибывшая чуть позже, оказала первую помощь раненому, которого обнаружили на месте преступления, а затем в сопровождении полицейского отвезла его в больницу. После того, как все произошло, около дома, где произошла перестрелка, собралась приличная толпа, так как в благонамеренном и деловом городе Берне такие события случались крайне редко. Близко к дому их не пустили полицейские, перекрывшие подходы с обеих сторон улицы. На все вопросы любопытных горожан они коротко отвечали:

– Ничего не знаем. Следствие разберется.

Люди отметили, что помимо полиции были еще люди в штатском, которые, предъявив специальные жетоны дежурившему полицейскому, вошли в дом. В толпе сразу пробежал слушок, что дело совсем не простое, раз приехали агенты секретной службы.

В ходе расследования было составлено несколько протоколов со слов свидетелей. Позже к ним приложили отчеты и фотографии эксперты. После чего неспешно началось следствие, которое в итоге ни к чему не привело, а еще через пару месяцев дело сдали в архив. Как и было запланировано, так как вся эта история на семьдесят процентов была хорошо разыгранным спектаклем в двух действиях, куда входила инсценировка перестрелки и моя смерть. Помимо настоящих полицейских, все остальные роли играли специально нанятые актеры. Все это провернуть, как оказалось, совсем несложно, благодаря связям барона и моим деньгам. Конечно, проще было бы исчезнуть, но тогда меня запишут в предатели, что скажется на моих родителях, а возможно, и на людях, с которыми мне приходилось сталкиваться в жизни. Мое убийство товарищи из разведки сразу свяжут с исчезновением курьера и нападением на хутор, после чего снимут с Кости Звягинцева обвинения и начнут искать в своих рядах «крысу».

Еще года полтора тому назад, после долгих и осторожных поисков, мне удалось найти в Москве канал сбыта. Если деньги хоть как-то тратились, то золото и драгоценности, полученные в результате акций, лежали у меня мертвым грузом. Саквояж бывшего заместителя директора базы Голованова увеличил количество хранившихся у меня драгоценностей больше чем в два раза. А это были улики. Очень опасные улики, от которых мне нужно было как можно быстрее избавиться. Именно тогда я стал искать точку сбыта в криминальной среде и вышел через вора-домушника Тимоху на Михаила Артемьевича Думского. На вид это был совсем ветхий старичок с седыми, нависшими над глазами бровями, начинавший работать с антиквариатом еще при царе. Как мне туманно объяснил тогда вор, что старик давно завязал с воровским миром, но иногда помогает хорошим людям. Правда, в определении хороший ты или плохой человек, добавил Тимоха, все зависит от самого Думского. Как бы то ни было, у нас с ним все сложилось, и за все время нашего сотрудничества старик ни разу не подвел меня. Через него ушли картины, антиквариат, драгоценности и накопившаяся за эти годы большая часть денег, а взамен я получал бриллианты. Стоило мне узнать о командировке в Швейцарию, как сразу мысленно похвалил себя за такую предусмотрительность, хотя подобным обменом я заранее готовился к денежной реформе, которая должна была состояться осенью 1947 года. Я не боялся, что останусь без денег, так как в 1946 году собирался провернуть еще два налета на подпольных миллионеров, которые должны были мне принести как минимум полмиллиона рублей. Данные по этим двум архивным делам, записанные мною по памяти, сейчас лежали в тайнике моей квартиры, и я надеялся, что акты экспроприации пройдут не хуже, чем мое самое первое дело. Вот только с коллекцией монет какое-то время не знал, что делать. Для начала показал ее Думскому, но тот сразу заявил, что покупателя на столь редкий товар ему придется искать долго, и я встал перед дилеммой: спрятать здесь или все же попробовать забрать с собой. Даже по тем любительским знаниям по нумизматике, что достались мне от хозяина тела, я смог выделить из полутора сотен монет порядка четырех десятков, которые уже сейчас имели большую стоимость. Обдумав все еще раз, я выбрал третий путь: забрал только самые дорогие монеты, стоимость которых смог найти в специализированных каталогах, а остальные спрятал в надежном месте. В Швейцарию я приехал состоятельным человеком, имея при себе мешочек с бриллиантами и второй, намного тяжелее и больше – со старинными монетами и орденами. Все это было положено на сохранение в один из столичных банков. Когда во время очередной встречи с бароном я предложил ему деловое сотрудничество на паях, Арнольд фон Болен какое-то время молча глядел на меня, а потом, хитро улыбнувшись, спросил:

– Если я вас правильно понял, то вы собираетесь вложить в общее дело свою долю денег?