Свой среди чужих. В омуте истины

—  Это распространенная фамилия, вроде нашего Иванова. И еще, если это стоящие ребята, будь осторожен, не подведи их. Да не кипятись, а пойми, что за тобой может быть установлено наблюдение. Помнишь наказ фюрера: «Контролирен, унд нох ейн маль контролирен, унд иммер контролирен!»? [33]Думаешь, за мной не следят? Потому почаще пересаживайся, пока добе­решься до площади Революции — метро, трамвай, троллейбус и т.д., потом отсидка в укромном местечке... впрочем, я забыл, ученого учить—только портить. Держи ключ, я приеду поздно. Да, еще одно: если Поремский предложит тебе переехать, не торопись с ответом. Поживи пока у меня... Кстати, в среду мы с тобой идем в театр, идет премьера «Щелкунчика». — И, по­махав рукой, Иван притворил было за собой дверь, но тут же вернулся:

—  Забыл, насчет Рощина — молчок! Ты меня прости, но я ведь чувствую, что душой ты с нами!

—  Ты думаешь?

—   Сердце подсказывает! Особенно после того, как ты услышишь еще одну новость: немецкие и итальянские войска вступили в Югославию, страну, которая тебя приютила! — и закрыл за собой дверь.

Сообщение меня потрясло. Я повалился на диван и долго лежал, глядя в потолок, вспоминая свой приезд на пароходе «Владимир» в бухту Бокарро, Донской кадетский корпус, Крымский кадетский корпус, Белградский университет... От дум отвлек телефонный звонок.

Это был Поремский:

—  Владимир Дмитриевич?

—  Точно!

—  Если разрешите, я сейчас к вам заеду. Свезу вас к из­вестному вам человеку.

—  Приезжайте!

Председатель французского отдела НТСНП был возбужден. Он начал с рассказа о том, как Германия, Италия, Румыния дви­нули свои войска на Югославию, части, состоящие из хорватов и словенцев, открывают фронт и переходят на сторону врага. И в конце заметил:

— Не пройдет и недели — все будет кончено. А сейчас пое­дем к нашему немцу. Мужик он неглупый и занимает довольно высокий пост. Может нам помочь, а также многое испортить. Потому, мой совет, соглашайтесь.

Я не очень удивился, когда мы подкатили к ресторану «Эду­ард VII». Поднимаясь по ступенькам на третий этаж, шептал себе: «Господи! Хоть бы не узнал!»

Гуго Блайхер встретил нас любезно, поздравил меня с при­ездом, спросил, как устроился, бегло ли говорю по-французски и много ли у меня в Париже знакомых. Потом обратился к Поремскому:

—  Вас, уважаемый, я надеюсь вскоре поздравить: в недале­ком будущем поедете в Берлин. На этой неделе наши части, по­лагаю, разделаются с нарушившей договор Югославией, после чего мы предложим русской эмиграции включиться в борьбу с иудомасонским коммунизмом. В ней примут участие РОНД — «Русское освободительное народное движение», возглавляе­мое князем Бермонтом-Аваловым, «Русский национальный союз участников Великой войны», возглавляемый генералом Туркулом, «Братство русской правды», фашисты Вонсяцкого, НТСНП и многие. На Священную войну благославляет русских людей глава Русской церкви митрополит Антоний. НТСНП, на­считывающий около десяти тысяч молодых сильных здоровых целеустремленных людей, будет играть немалую роль в пред­стоящей борьбе.

—  Какое наше участие вы подразумеваете под «этой борь­бой»? — спросил я с невинным видом.

—   Не беспокойтесь, — усмехнулся немец. — Вы понадо­битесь не в качестве солдат, а как вы сами себя называете — «офицеров революции!»

Постучали в дверь. На пороге появилась хорошенькая гор­ничная с подносом и, улыбаясь, спросила:

—  Пермете?

И тут же поставила бутылку коньяка, чашечки с еще дымя­щимся ароматным кофе и рюмки.

Все невольно потянулись и отхлебнули кофе. А Поремский даже крякнул от удовольствия. Горничная тем временем разли­вала по рюмкам коньяк, который тоже оказался высокого класса. В меру виляя задом, она удалилась, провожаемая взглядами улыбающихся мужчин.

Наливая мне вторую рюмку, гестаповец спросил:

—   Кстати, скажите, как вам понравился писатель Николай Рощин? И кто эта красивая девица, видимо, любовница госпо­дина Каткова? Ведь это вас я видел позавчера вечером здесь внизу?

—  Я тоже обратил внимание на сидящую в углу пару: кра­сивого баварца и обаятельную француженку. А что касается писателя, то, конечно, его послушать очень интересно. Он ведь дружит с Буниным, который сейчас живет впроголодь где-то на юге, кажется, в Биаррице.

—  А как смотрит Рощин на нас, немцев?

—  Понятия не имею, политики мы не затрагивали. Он из­бегал, я не настаивал.

—  А кто эта женщина?

—  Вы меня простите, но в амурные дела своих товарищей я не привык лезть. Ее интересовали подруги по гимназии, которую кончала в Белграде.