Свой среди чужих. В омуте истины

В ту пору в эмигрантских кругах ходил настойчивый слух, что смерть генерала Врангеля была насильственной—денщик ему в еду подсыпал толченые бриллианты. И, недолго думая, я предложил этот вариант, выразительно поглядев на ее кольцо с бриллиантом.

— Хорошо, но кто и где это будет делать? — усмехнулась Пепескул. И я, прочтя в ее глазах настороженность, выругал себя за глупость. Тут же предложил устроить автокатастрофу, что по­нравилось ей больше, но она восприняла все сдержанно и вскоре распрощалась и ушла с сопровождавшим ее Черташем.

На следующий день, на основании этих материалов, был подан донос в белградскую полицию, где говорилось, что Пепескул и Черташ, видимо, завербованы советской агентурой, свившей гнездо в Четвертом отделе РОВСа, поскольку готовятся убить генерального секретаря Союза Георгиевского...

А на другое утро меня арестовали и отвезли в Главнячу. Вызвали на допрос лишь на третьи сутки: за столом в большом кабинете восседал начальник полиции Драгомир Йованович. На мой вопрос, почему я арестован, он резонно ответил:

—   Согласно данным, расшифрованным стенографисткой и подтвержденным свидетелями, виновата не одна сторона: вы провоцировали Марию Пепескул, когда предложили свою помощь убрать профессора Георгиевского, как это сделал с бароном Врангелем его денщик...

— Мне поручили узнать, на что может пойти эта женщина. Вся операция была проведена ради Георгиевского, который опасается за свою жизнь.

—  Тем не менее... роль обвиняемых пассивна...

Меня снова отвели в камеру. Шагая в сопровождении жан­дарма, я решил, что за Пепескул, вероятно, заступился генерал Барбович.

Однако, как выяснилось впоследствии, все было намного сложней: завербованному немцами Драгомиру Иовановичу выпал удачный повод, воспользовавшись недостаточной убе­дительностью обвинения, повлиять на руководство НТСНП и заставить работать на себя, верней, на немцев!

До 1937 года в Югославии работал VI отдел РСХА и, раз­умеется, осведомительная служба министерства Риббентропа; главным уполномоченным нацистской разведки по Югославии был Карл Краус Лот, но он оставался в Берлине, а в Загребе был его представитель—Руди Коб. В непосредственной связи с ним были Макс Борхард, Герхард Хибнер и красавица Лина Габель. Канарис, верный своим принципам, называл РСХА ватагой любителей, считая, что нужно получать «ощутимые данные», а не о том, «кто что болтал и кто с кем спал»...

Ничего этого я в ту пору не знал...

Прошло десять дней. Байдалаков и Георгиевский, понимая опасность назревавшего скандала, грозившего подорвать пре­стиж Союза, обратились за помощью к высокому правитель­ственному чину Джуре Чирковичу.

Отчим, в свою очередь, попросил заступиться за меня быв­шего городского голову Белграда, чей загородный дом снимал в аренду. По их ходатайству дело было прекращено: меня выпустили, а Марию Пепескул и Ивана Черташа выслали из Белграда...

Молодежь, особенно энтеэсовцы, встретили меня как героя; старшее поколение — скептически, а у меня самого на сердце лежал камень...

Вскоре руководство Союза (в основном «Маг») связалось с польской, а потом с японской разведками.

Проведя предварительную подготовку с будущими «терро­ристами» из НТСНП, Околович со всей группой уехал в Польшу. Прощаясь, он попросил меня занять его пост. На том же настаи­вали Байдалаков и Георгиевский, Дивнич и Перфильев.

Победило любопытство: что может быть интересней се­кретных материалов, собранных по всей Европе, проясняющих интриги, грязные махинации, предательства, кровавые дела, а нередко и героизм, борющихся в глубокой тайне разведок, партий, обществ...

В центре Белграда, напротив знаменитой гостиницы «Мо­сква», шестой этаж большого дома на Балканской занимает НТСНП. Большая прихожая, просторный зал на 80—100 мест, позади него комната для заседаний Исполбюро, напротив нее кабинет председателя, машинописное бюро, отдел пропаганды, гостиная, превращенная во временную спальню для «бездо­мных» и приезжих новопоколенцев, и, наконец, напротив при­хожей большая, видимо, кухня, туалет, ванная и в сторонке, похожий на чулан, кабинет контрразведки. Стены его уставлены полками, на них громоздятся папки под номерами. В углу не­сгораемый шкаф, где хранятся несколько пистолетов, в другом углу два стула и небольшой стол.