Свой среди волков

На четвертой неделе пребывания в лагере я послушно заходил в вольер только днем и вообще всячески демонстрировал биологам, что я абсолютно благонадежен и никаких проблем со мной возникнуть не может. Но, глядя на наших животных, я с трудом верил, что это волки. Они были больше похожи на тени волков — слишком ручные, заискивающие, запуганные человеком. «Что, если я войду к ним ночью, в качестве члена стаи с низким статусом, как в Спаркуэлле? — думал я. — Смогут ли они тогда вести себя со мной свободно, как положено настоящим волкам? Начнут ли они проверять и воспитывать меня?»

Прошло шесть недель. Мне наконец-то удалось уговорить менеджеров на эксперимент. И вот, с наступлением ночи, я подошел к воротам, привычным движением набрал код замка — четыре нуля — и вошел в вольер. Обитатели лагеря считали меня сумасшедшим. То, что я задумал, было неслыханно. Присоединиться к волчьей стае в роли скромного новичка — они даже представить себе такого не могли. Это противоречило всем убеждениям. Но я хотел, чтобы волки приняли меня в свой мир, чтобы они учили меня, а не наоборот. Я стремился стать одним из них. А попытайся я навязать им свою волю, у меня ничего бы не вышло. Биологи этого не понимали. Для них волки были предметом академического интереса, они изучали их на расстоянии. Будто под микроскопом рассматривали их поведение и пытались интерпретировать его со своей привычной, человеческой точки зрения.

Я не так уж много времени провел с волками, но уже знал, что видимость, как правило, обманчива. Чтобы понять истинные мотивы их поступков, нужно пожить среди них, почувствовать себя одним из них. Только умея думать, как волк, человек может предотвратить то, чего боялись все, включая биологов. А именно — что однажды волки, выйдя за границы парка, станут нападать на фермерский скот.

Я нервничал — но никому не показывал насколько. Как эти волки воспримут мое появление на их территории в ночное время? Я нарушил все правила поведения в тылу врага, которым меня учили в спецназе. Волков было одиннадцать, а я один. Притом, в отличие от меня, они прекрасно видели в темноте. Все мыслимые преимущества были на их стороне, а я проигрывал по всем статьям. Мне было страшно, хотя я знал, что самые жуткие моменты еще впереди. Я брел куда-то в кромешной темноте, спотыкаясь и падая на камни, увязая в снегу, проваливаясь в воду. Где я нахожусь, где сейчас волки, что готовит мне наша встреча — ни на один из этих вопросов у меня не было ответа. Я чувствовал себя так, словно попал в Россию и стою посреди Красной площади, а вокруг — люди, ни слова не понимающие по-английски, и все они чего-то ждут от меня.

Но вскоре паника отступила. Я перестал ждать нападения и думать, что волки хотят причинить мне зло. Для первого раза было достаточно. Следующей ночью я снова отправился в вольер. В безоблачном небе висела луна, окруженная мириадами сверкающих звезд. Снег искрился в их далеком сиянии, так что было почти светло, и я мог различать деревья и тропинки, поэтому на сей раз обошлось без частых падений. Хищники не появлялись, и я просто сидел и слушал звуки ночи. Уханье серой совы, вой одинокого койота, рычанье медведя гризли раздавались порой слишком близко, не позволяя мне расслабиться. Но в детстве я так часто засыпал под музыку ночного леса за окном, что звуки окружающей природы, пусть сейчас они и отличались от тех, привычных, странным образом успокаивали меня.

Теперь я приходил в вольер каждую ночь. События развивались по той же схеме, что и со спаркуэллскими волками в Англии. Здешние обитатели сразу проявили ко мне интерес, но поначалу сохраняли дистанцию. Постепенно она сокращалась, и в конце концов дело дошло до проверочных укусов. Тяпнув меня за ладонь или предплечье, волки надолго уходили в глубь вольера. Иногда я следовал за ними, стараясь изучить и запомнить их маршруты, чтобы потом легче было передвигаться в темноте. Память играла важную роль в ориентировании не только для меня, но и для них. Если появлялось что-то новое — например, упавшее дерево поперек тропы, — они не всегда замечали его, а уж я-то и подавно.

Стая была большая, но все волки были здоровы и в хорошей форме, каждый выполнял свою функцию, так что не возникало необходимости отселять кого-то из них. Стая — все равно что семья. Они нуждаются друг в друге и остаются вместе, потому что им так удобнее. Но если волкам в неволе урезать питание до минимума, то при отсутствии естественных врагов численность стаи может сократиться до одной главной пары. Эта пара генетически запрограммирована на выживание и размножение, а остальные члены стаи, ввиду недостатка пищи, автоматически становятся их конкурентами. Между волками начинаются стычки, соперников притесняют и не подпускают к еде. В естественных условиях аутсайдеры уходят с территории и ищут себе другую стаю, где они окажутся полезными. А в неволе их судьба зависит от смотрителей. Если таких волков вовремя не отселить, они неминуемо погибнут.