Свой среди воров

– То-то и оно! – парировал я. – Ты знал, но мне не сказал. А мне было известно лишь то, что от меня зависят судьбы людей: Келлза, Кентов, Кристианы. И мне тогда казалось, что попросить тебя об услуге – отличная мысль. Если бы ты хоть словом обмолвился о том, что это значит для тебя…

А хоть бы и да? Изменилось бы хоть что-нибудь? Рискнул бы я их жизнями в обмен на то, что Деган не поссорится со своим Орденом?

Я вытер с губ кровь и посмотрел на труп Железа.

– Так вот почему ты это сделал? Чтобы быть правым, когда все ошибаются? Стать Деганом, который спасет императора?

– Нет.

– Тогда почему?

Деган посмотрел мимо меня и стиснул зубы.

– Он император, – выдавил он наконец. – Без императора нет империи. Может, четыреста или пятьсот лет назад это бы и сработало, но не сейчас.

– Империя могла сохраниться и без него.

– Я в это не верю. Не сейчас. Не после того, как…

Тут он осекся и посмотрел на площадь, на дело своих рук. Я в тот момент понял, что Дегана не переубедить. Он не согласится со мной просто потому, что иначе признает, что погубил себя зря, а то и хуже – ради меня.

Я не мог просить об этом – не после того, как он выбрал путь и судьбу.

– Книга сгорит, – объявил он. – Понятно?

Я кивнул. Мне было ясно, зачем ему это нужно: не ради императора и не для империи – ради себя.

Деган положил руку мне на плечо.

– Это из лучших побуждений, – сказал он.

– Я знаю.

Деган кивнул и повернулся ко мне спиной. Тогда я хлестнул его по затылку веревкой.

Я не мог его переубедить, но и позволить уничтожить книгу тоже не мог. Значит, придется лишить его возможности решать, хотя это и разорвет мне сердце.

Вспыхнуло, хлопнуло. Деган пошатнулся, потом упал. Меч Железа звякнул о мостовую.

Я опустился на колени возле друга, чувствуя запах паленого волоса.

– Прости, – сказал я, чуть не срывая голос. – Но я не мог иначе.

Деган быстро моргал, глаза его были широко открыты и полны горестного изумления. Губы двигались, но беззвучно. Возможно, он даже не слышал меня, но я все равно оттолкнул меч Железа подальше.

– Если тебе это важно, – продолжил я, – то это не ради императора или империи – уже нет. Будь дело в этом, я бы на все плюнул и сам бросил книжку в огонь. Мне важнее Клятва тебе, чем судьба какого-то Дорминикоса. Но дело в другом. Я поклялся защищать Келлза и Кристиану. И мне не безразличен Круг, который травят Белые Кушаки просто потому, что паре наших не повезло наткнуться на старинную рукопись, которая им поперек горла. И ты был прав, когда говорил, что Тень и империя пойдут до конца, но не против меня, а против всего, что мне дорого. Я не могу этого допустить даже ради тебя.

Рука Дегана поползла ко мне, и я осторожно отвел ее в сторону.

– Пока дневник у меня, – сказал я, поднимаясь, – мне есть о чем вести переговоры. Я могу торговаться и чего-то добьюсь. Сейчас мне только того и надо. А если уничтожить книгу, то я останусь на бобах.

Я посмотрел на Дегана. Глаза его еще смаргивали и пытались сфокусироваться на мне, но зубы сжались. Он слышал все и продолжал внимать.

– Прости, – повторил я. – За нарушение Клятвы и за то, что ты для меня сделал, а я…

Бросив взгляд на веревку, я отпихнул ее в сторону.

– Я… в общем, прости.

Деган лежал и дергался в бессильной ярости. Я отвернулся.

Осмотрев пустую площадь, я вытер глаза, еще раз оглянулся и увидел Спиро, выглядывавшего из-за занавески в лавке Мендросса.

– Спиро! – заорал я. Парнишка испуганно вытаращился и попятился. – Только посмей сбежать, сукин сын!

Я показал на Дегана.

– Тащи этого господина в лавку! Живо!

Спиро припустил ко мне. Мы наполовину понесли, наполовину поволокли Дегана через площадь, а тот шевелил губами, изрыгая беззвучные проклятия, но не сопротивлялся.

Мендросс высунулся из лавки. Никко разукрасил его на славу – не лицо, а кровавое месиво, начинавшее заплывать, но он удостоил меня кивка. Я кивнул в ответ, положил в ближайшую корзинку все деньги, которые у меня были, и подобрал дневник, так и валявшийся в ногах у Леандера.

Уходя с площади, я подобрал меч Дегана. Будь я проклят, если он осядет у какого-нибудь ростовщика.

Я бежал, погружаясь в вечер, а позади загалдели Крушаки, прибывшие на площадь Пятого Ангела очень вовремя – как всегда.

Когда я вошел в кордон Раффа-Наир, луна скрылась, а на востоке чуть посветлело. На улице было тихо, не считая моих ругани и шарканья.

Я остановился на перекрестке и подождал, теребя рукоять рапиры.

– Проклятье, Дрот, я же говорил, что мне сюда не дойти, – простенал Балдезар.

– Но ты дошел.

– Чтоб тебе лопнуть!..

Фальшак, хромая, приблизился. Он опирался на костыль, припадая на левую ногу – перевязанную и забранную в деревянные лангеты. Она еще не зажила и никогда не станет прежней. Птицеловка рассекла не только мышцы, но и сухожилия и даже раздробила кость. Балдезар остался калекой.