Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс (сборник)

…Пузырю не просто тесно, он всасывает в себя внутренности: сердце, легкие, вены, артерии, кровеносные сосуды… Потом добирается до мозга. И постепенно всасывает в себя и его. Уже не там, внутри его пузырь, а он внутри пузыря. Как бы не разорвать оболочку. Потому что тогда… А что тогда? Ведь он не помнит, что происходит тогда. Он переселяется в одномерное пространство. И не знает о том, что будет дальше. Потому что будущее его в такие моменты не интересует.

Он понял: начинается приступ. Это продлится час, а может, и сутки.

Главное сейчас – не разрушить оболочку. Держаться. Ему кажется, что в груди образовалась огромная черная дыра. Не дыра – воронка. Его вытягивает в эту воронку и кружит, кружит, кружит… Потом наваливается тоска. Непонятная, глухая тоска. Он пустой, весь втянутый в черную дыру, потому ему и плохо. Надо чем-то заполнить то, что втянуто в воронку. Влить внутрь свежую кровь.

Откуда?!

– Ванечка, может, водички? – Зоя сует ему в руку наполненный холодной водой стакан. На нее жалко смотреть: перепугана до смерти. Вода проливается на грудь, потому что он отталкивает ее руку.

Она же хочет ему помочь! Искренне хочет! И он пытается вынырнуть.

– Зоя!

– Что мне сделать, что?!

Если бы он знал! Сжимает изо всех сил Зоину руку, ей хочется кричать, ведь больно, но она только губы кусает.

– Мы справимся, – горячо шепчет он. – Вместе мы справимся.

Главное – беречь оболочку. Он все еще внутри пузыря. Самое неприятное, там очень душно. Оболочка почти не пропускает воздуха. А дышать надо. Главное – это дышать. Он обнимает Зою, приникает к ее губам:

– Дыши.

Воздух – это ее любовь. Она хочет помочь, потому что любит. Если ложь ее любовь, то пузырь непременно лопнет. Бешенство, усиленное ложью, превращается в ненависть. Ненависть не удержать никакой оболочкой. Сила воли не поможет.

Он все еще внутри пузыря. Зоя тихо плачет. Сколько времени прошло?

– Я люблю тебя, Ванечка. Ты только очнись.

Разве он был без сознания? Двигался, дышал, говорил. Но она поняла, что с ней была только оболочка. Его? Пузыря? Кажется, начинает поддаваться. Опускается вниз, на место, и постепенно его выпускает. Сначала легкие. Дыхание постепенно восстанавливается. Потом внутри перестает печь. Он чувствует сердце. Черная дыра выплевывает его вместе со всеми артериями и венами. И усилием воли он вытаскивает из нее голову. Пузырь опускается к горлу, надо только сглотнуть. Теперь – воды.

– Воды.

– Сейчас, Ванечка, сейчас.

Зубы у него не стучат о край стакана. Глотки мелкие, неторопливые. Туда его, внутрь, на место. Сухость в горле проходит, ну вот, кажется, и все.

– Что это было?

Зоя молчит. Откуда ей знать? Но он справился. Приступ прошел. Отпустило.

– Сколько сейчас времени?

– Два часа дня.

– Всего?!

Бывало и хуже. Вот теперь он пытается собраться с мыслями. А что, собственно, случилось? Руслан хотел с ним серьезно поговорить. А вчера утром посылал в какие-то деревни. Ели, Богачи. Горетовка…

– Мне надо на работу.

– Да куда ж ты, Ванечка?!

– Не волнуйся, все прошло.

– Ты бы поел, – лепечет она. – На тебя смотреть больно.

Аппетита нет, но он не хочет расстраивать Зою. Сегодня она все сделала правильно. Без нее он не справился бы. Главное – не надо на него кричать, когда он в таком состоянии. Не стоит провоцировать. Сопротивляться не нужно. Зоя умница, надо ее послушаться и поесть.

Ну же, возвращайся, Иван! Разве ты забыл, что у тебя есть Дело? Ты еще не дошел. А надо. Пообедав наскоро, он торопится на работу, в дверях говорит Зое:

– Не волнуйся, все будет в порядке.

Она еле сдерживает слезы, но не противится. Отпускает. Разве его сейчас может кто-нибудь удержать?

После обеда

Сначала он заходит в прокуратуру. Сообщает секретарю, что весь день будет «на выезде». Не беспокоить его, ни с кем не соединять. Берет дело серийного маньяка. Раскладывает перед собой фотографии. По эпизоду в Горетовке, самому первому, материала больше всего. Труп нашли сразу, остальные нет. Они были забросаны ветками в глухих лесных массивах. Так написано.

Восемнадцать лет назад убийство в Горетовке. Два года потом – ничего. Не нашли или не было? Уверен: не было. Потом «осеннее» дело, взбудоражившее весь район. Та же Горетовка. А через год снова осенью убийство в Елях, еще через год в Богачах. Обе жертвы – женщины легкого поведения. Пили, курили, вели беспорядочную половую жизнь. Пятое убийство ближе к Р-ску: деревня Самойловка. Шестое – уже в самом Р-ске. Одна из жертв – спившаяся бомжиха, другая – известная на весь город «давалка». Подводим жирную черту, потому что с тех пор прошло десять лет. Дальше начинается эпоха следователя Мукаева, и в Ели, Богачи и Самойловку Руслан его сейчас посылает зря. Это другое. А Сидорчук, между прочим, левша. И скрывает это. И родился он в Горетовке, значит, на момент первого убийства ему было семнадцать лет. Школу заканчивал, десятый класс.