Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс (сборник)

– Так почему ж я о Марии-то? Потому как она подрастать стала, и поняла я: чужая. Ну, совсем чужая! Ни по грибы, ни с девками на речку. Уткнется в книжку и сидит. Потом бумагу стала марать. А там и в клуб подалась. На гитаре, значит, учиться. И вспомнила я про своего журналиста. Не из рода, значит, а в род. Потом стала я замечать, что дочка нервная очень уж. Ну, слова поперек не скажи! И вся с какими-то вывертами. Прям не деревенская. Когда она в Москву подалась, я вздохнула с облегчением: там ей и место. Переживала поначалу, а когда она замуж-то вышла за Сергея, опять-таки вздохнула с облегчением. Если бы она Владьку сумела уломать, быть беде. Травилась она из-за него.

– Как это – травилась?

– А по собственной дури. Собрала все таблетки, какие нашла в доме, да и выпила. А тут мы с Федором. Промыванием желудка дело обошлось. Ну, полежала денек в больнице да отошла. Дуреха. Это когда он с Нинкой сошелся. А тебе я, девка, так скажу: против Сергея Владька поганец. Сергей мужик. Владька тоже мужик, да только он свою мужицкую силу не туда расходует. Не все то, девка, золото, что блестит. Что Арнольд был погремушка, что сынок его. Ни одной юбки не пропустит. Кобелиная порода. Тьфу! – в сердцах сплюнула Матрена Архиповна.

– За что ж она его так любила?

– А как не любить? Все девки на поселке его любили. А Марии непременно хотелось получить лучшее. Одного она понять никак не могла: не любовь это. Дурь. Своего-то она, чай, добилась? Владьки-то?

– Откуда вы знаете? Она же вам не писала?

– Про такое и не пишут. Только я свою дочку знаю. Еще когда маленькой была: просит дорогую игрушку, ну сил нет. Убивается, ревет. А получит, так ревет еще громче. И игрушку из дома вон. Не такая оказалась.

– Чего ж она хотела?

– В том-то и вопрос. Я думаю, что Мария это поняла. А оно поздно было.

– Так мог Сергей убить или не мог?

– К чему я тебя, девка, вела, – вздохнула Матрена Архиповна. – Мария его так изводила, что могло в человеке что-то поломаться. Сколь же терпеть? Одно знаю: денег надо дать.

– Кому? – испугалась Жанна.

– А всем, кто возьмет. И не скупиться. После Марии-то, чай, много осталось. Ты, девка, не пугайся: я тебя не брошу. Ни тебя, ни внуков своих. С дочкой мы не ладили, это так. Но к Сергею я всегда с добром и с почтением. Молодец мужик! Крепкий, хозяйственный и из себя видный. Повезло моей дурехе, да она этого так и не поняла. Надо ему помочь.

– Я попробую.

– Ты не думай, я бабка полуграмотная, но на своем стоять умею. Ежели задумаешь что продавать, хоть дом этот, ты мне, главное, цену назови. Вот цены всем этим вашим штукам я не знаю, врать не буду. Но ежели оно того стоит, так не сомневайся: свое возьмем.

И Матрена Архиповна воинственно поправила на голове ситцевый платок. Жанна решила: на нее можно рассчитывать. Ведь как подумаешь: надо дать взятку! И не одну! Ужас охватывает! А продавать дом? Торговаться?

Но сначала надо собрать веские доказательства невиновности Сабурова. Узнать наконец правду. Завтра воскресенье. У детей выходной, можно оставить их на Матрену Архиповну. А самой – к Игорю. Без звонка и без предупреждения. Чтобы уже не отвертелся, не подготовился: спросить в лоб. Ты и Олег? «Жили-были два мальчика…» А продолжение сказки? Что там дальше, про злую фею? Немного успокоившись, она ушла в свою комнату и вскоре уснула. Сабуров вернется. Так и будет!..

…Как только встала, собралась и пошла на автобусную остановку. Погода стояла как по заказу! Солнечно, тепло! Весна пришла! Жить бы да радоваться! Но ей было грустно: как там Сабуров? Как пережил эту ночь? И ей не сладко, а ему каково…

…Игорь был дома, но не один. По всей квартире стояли картонные коробки, обклеенные скотчем, а вещей почти не осталось. Видимо, Игорь упаковал их, чтобы перевезти в другое место. Помогала ему упаковаться худощавая девушка в голубых модных джинсах. Жанне сразу же не понравились ее белые волосы. Абсолютно белые! Сначала она подумала, что девушка красится в платиновую блондинку, но потом сообразила: этот редкостный цвет подарила невесте Игоря сама природа. Глаза у девушки тоже были удивительно светлые, словно выцветшие, ресницы же слишком густо подкрашены темной тушью. Если переходить на ассоциации, создалось впечатление ледяного айсберга, который несет прямиком на экватор. Сам источник света и холода при виде Жанны удивленно поднял брови:

– Привет! Заходи.

Она прошла в квартиру.

– Помешала? Извини, что без звонка. Я к тебе не за любовью, – и Жанна с вызовом посмотрела на ледяную девицу.

Та обняла Ангела огня, словно обозначая свою собственность, и протянула:

– Игорь, кто это? – В ее голосе Жанна сразу же уловила капризные интонации маменькиной дочки. Из тех, кто тычет пальчиком в витрину ювелирного магазина и тянет: «Хочу-у-у», не думая о цене. Все равно купят. Пальчики же у девицы были тоненькие, все в дорогих изящных колечках, и Жанна крепко сжала в кулаки свои крупные ладони. Ангел огня вздохнул:

– Валерия, это Жанна. Я тебе рассказывал.

– А-а, инвалид детства… – все так же манерно протянула Валерия.

Жанна слегка разозлилась: