Своя на чужой территории

В последние полгода Алексей Погудин, неожиданно для себя самого, сблизился с Царевым. У Алика в операторской всегда был припрятан коньяк с хорошей закуской, а главное, он умел внимательно слушать собеседника, что для творческого человека большая редкость. Однажды, в конце трудного съемочного дня (позже Погудин понял, что Алик специально выбирал момент), оператор предложил поговорить. Алексей согласился, хотя разговаривать ему и не хотелось. Настроение было премерзкое, будто его окатили помоями, сегодняшний эпизод «не шел», сцена разваливалась – заученные слова, которых было совсем немного, звучали глупо, интонации не удавались, жесты были мертвыми, искусственными и вызывали в нем отвращение. Это чувствовал и режиссер, назвавший игру Алексея соплями.

Алексей не возражал, ибо Усольцев был прав во всем. Он так устал от своего персонажа – бравого лейтенанта Прокудина! Устал жить в двух реальностях, в каждой из которых у него были разные походка, темп шагов, жесты, мимика и выражение лица. Похожие, очень похожие, но все же разные. Погудину давно хотелось новых ролей, свежих впечатлений, творческого развития, в конце концов. Он слишком засиделся в этом проекте, стал заложником одной роли, и скоро режиссеры вообще перестанут видеть в нем кого-то еще, кроме отважного служителя закона. Однако предложение Царева заставило Алексея мигом забыть обо всех переживаниях.

– Слушай, у тебя ведь папаша известным актером был?

– Был да сплыл, – мрачно буркнул Погудин, упоминание об отце расстроило его еще больше.

– А раз так… он же общался с интересными людьми, многое может рассказать и про себя, и про других.

– Ты к чему клонишь?

– Уговорил бы папашу с журналистами встретиться, по душам поговорить.

– А-а-а-а, на «жареное» потянуло? Сплетнями интересуешься?

– Разве плохо? Про него вспомнят, кто забыл, опять же деньжонок старику подкинут.

– Сволочь ты, Царек! Сколько хочешь, чтобы моего отца оставили в покое?

– Пятьсот долларов. – Алика вопрос ничуть не смутил.

Алексей достал деньги, швырнул оператору в лицо и с тех пор предпочитал обходить его стороной.

Но рассказывать сейчас об этой истории Насте не хотелось. Еще подумает, что это он, Алексей, отправил на тот свет господина съемочной площадки Царька. Поэтому Погудин просто сказал: «Хорошо, Настя, ты права! Телефон нужно уничтожить!»

Глава 15

Юлия Сорнева была расстроена. Рассказанная Ольгой Захаровной история как-то не вязалась с ее собственными представлениями об операторе Алике Цареве. Да, не очень-то хорошо она знала Царева. Так, видела несколько раз, в автобусе да на съемочной площадке. Но все же, все же, все же… Интуиции своей Юля всецело доверяла, а потому немного подумала и вернулась в школу.

– Нашли, что искали? – поинтересовался директор.

– Почти, но мне опять нужны ваши учительницы!

На этот раз дела пошли веселей: педагоги кладоискателя Алика Царегородцева так и не вспомнили, но зато все они хорошо знали его одноклассницу Жанну, которая нынче работала терапевтом в районной поликлинике.

Юля на всякий случай записала фамилии еще нескольких одноклассников, но основные надежды возлагала именно на Жанну – найти женщину с таким именем будет легко, и события прошлого она наверняка помнит куда лучше старушек-учительниц.

Оставалась еще одна загадка: почему так непонятно и странно вела себя Ольга Захаровна? Юля спрашивала о пропавшем мальчике, а пожилая учительница предпочла говорить о Чехове, его рассказах и путешествии на Сахалин, словно пыталась сменить тему. При чем тут Чехов? Антон Павлович, конечно, проезжал по сибирскому тракту. Это документально подтвержденный факт, и отрицать его никак нельзя. И что? Все должны плакать от умиления? Но ведь персонаж Яша действительно чем-то напоминает ей Алика. Ох уж эти учителки литературы!

На Чехова Юлька отвлеклась, вспомнив, как Мила Сергеевна, в преддверии очередного юбилея, писала об этом путешествии. Сама она никак не могла понять, что могло заставить классика на перекладных тащиться на край света. Чехов ведь был врачом, организм которого подтачивала коварная чахотка, и должен был понимать опасность подобного мероприятия. Многие друзья считали поездку бессмысленной, а Чехов, человек замкнутый и не склонный к душевным излияниям, о причинах прямо никогда не говорил. Биографы утверждали, что поездку на Сахалин нельзя считать случайной, писатель тщательно готовился, штудировал трактаты о климате, геологии и этнографии. Результат – путевые записки «Остров Сахалин» – получился впечатляющим. Но какой ценой? И почему до сих пор в Сибири и на Сахалине ищут следы пребывания писателя?

«Так, стоп!» – приказала самой себе девушка, боясь совсем уж углубиться в литературоведческие дебри. Она ищет следы таинственно исчезнувшего Алика Царегородского, он же довольно долго здравствовавший, но позже все-таки убитый Алик Царев. Человек-призрак, сбежавший от жены, которой теперь тоже нет в живых, и официально признанный умершим. Интересно, сам Царев об этом знал?